Брихадараньяка-упанишада - [21]

Я дам [тебе], почтенный, тысячу [коров]. Говори же ради [моего] освобождения".

17. "Он, этот [пуруша], насладившись в этом пробуждении, побродив [вокруг], увидев

доброе и злое, снова спешит, как он шел [назад] к месту сна.

18. Как большая рыба блуждает вдоль обоих берегов [реки] – то с одной стороны, то с

другой, так и этот пуруша блуждает по обоим этим состояниям – состоянию сна и

состоянию пробуждения.

19. Как сокол или другая [быстрая] птица, устав от полета в этом пространстве и сложив

крылья, направляется к гнезду, так и этот пуруша спешит к тому состоянию, в котором, уснув, он не желает никакого желания, не видит никакого сна.

20. Поистине, в нем находятся артерии, называющиеся хита, такие тонкие, как волос, расщепленный на тысячу частей; наполненные белым, синим, красновато-коричневым, зеленым и красным [веществом]. И когда [он чувствует во сне], словно его убивают, словно его побеждают, словно его преследует слон, словно он падает в яму, то из-за

невежества он ощущает при этом тот же страх, который знаком ему в [состоянии]

бодрствования. [Но] когда [ему кажется, что он] словно бог, словно царь; [когда] он

думает: "Я есмь все сущее", – это его высший мир.

21. Поистине, это его образ, поднявшийся над желаниями, свободный от зла и страха. И

как [муж] в объятиях любимой жены не сознает ничего ни вне, ни внутри, так и этот

пуруша в объятиях познающего Атмана не сознает ничего ни вне, ни внутри. Поистине, это его образ, [в котором он] достиг [исполнения] желаний, имеет желанием [лишь]

Атмана, лишен желаний, свободен от печали.

22. Здесь [в этом состоянии] отец – не отец, мать – не мать, миры – не миры, боги – не

боги, веды – не веды; здесь вор – не вор, убийца – не убийца, чандала – не чандала, паулкаса – не паулкаса, нищенствующий монах – не нищенствующий монах, аскет – не

аскет. За ним не следует добро, за ним не следует зло, ибо тогда он преодолевает все

печали сердца.

23. Хотя, поистине, тогда [в состоянии глубокого сна] он не видит, – поистине, зрящий он,

[хотя] не видит. Ибо не разрушается зрение у зрящего, потому что не может погибнуть.

Но нет второго [после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы видеть.

24. Хотя, поистине, тогда он не обоняет, – поистине, обоняющий он, [хотя] не обоняет.

Ибо не разрушается обоняние у обоняющего потому, что не может погибнуть. Но нет

второго [после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы обонять.

25. Хотя, поистине, тогда он не пробует на вкус, – поистине, вкушающий он, [хотя] не

пробует на вкус. Ибо не разрушается вкус у пробующего на вкус потому, что не может

погибнуть. Но нет второго [после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы

пробовать на вкус.

26. Хотя, поистине, тогда он не говорит, – поистине, говорящий он, [хотя] не говорит. Ибо

не разрушается речь у говорящего потому, что не может погибнуть. Но нет второго [после

него], нет другого, отличного [от него], которому он мог бы говорить.

27. Хотя, поистине, тогда он не слышит, – поистине, слышащий он, [хотя] не слышит. Ибо

не разрушается слух у слушающего потому, что не может погибнуть. Но нет второго

[после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы слышать.

28. Хотя, поистине, тогда он не мыслит, – поистине, мыслящий он, [хотя] не мыслит. Ибо

не разрушается мысль у мыслящего потому, что не может погибнуть. Но нет второго

[после него], нет другого, отличного [от него], о чем он мог бы мыслить.

29. Хотя, поистине, тогда он не осязает, – поистине, осязающий он, [хотя] не осязает. Ибо

не разрушается осязание у осязающего потому, что не может погибнуть. Но нет второго

[после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы осязать.

30. Хотя, поистине, тогда он не познаѐт, – поистине, познающий он, [хотя] не познаѐт.

Ибо не разрушается познание у познающего потому, что не может погибнуть. Но нет

второго [после него], нет другого, отличного [от него], что он мог бы познать.

31. Поистине, где есть [что-либо] подобное другому, там один видит другого, один

обоняет другого, один пробует на вкус другого, один говорит другому, один слышит

другого, один мыслит о другом, один осязает другого, один познает другого.

32. Он становится словно вода, один, видящий, недвойственный. Это – мир Брахмана, о

царь". – Так Яджнявалкья наставил его: "Это – его высшая цель, это – его высшее

достояние, это – его высший мир, это – его высшее блаженство. Малой долей этого

блаженства и живут другие существа.

33. Когда кто-либо из людей здоров, богат, господствует над другими, в избытке вкушает

все людские наслаждения, то это – высшее блаженство людей. Стократное блаженство

людей, это – однократное блаженство предков, приобретших [свой] мир. Стократное

блаженство предков, приобретших [свой] мир, это – однократное блаженство мира