Бремя секретов - [8]

Как-то раз я пришла к камню и увидела там Юкио, он читал книгу. Раньше мы никогда здесь не встречались. Заметив меня, Юкио поздоровался. Я тоже приветствовала его. Кроме нас двоих, вокруг не было никого. Казалось, Юкио без спроса вторгся в мои владения. Возможно, он испытывал то же ощущение, но я его об этом не спросила, а только сказала:

— Мне нравится это место. Здесь спокойно.

— Да, мне тоже тут нравится.

У Юкио были печальные глаза, как у его матери. Он спросил:

— Ты освоилась в городе?

— Пока нет. У меня здесь нет подруг. А ты с кем-нибудь дружишь?

— Нет.

— Как же так? Ты живешь тут целых десять лет.

— Я с детства привык быть один, мама не выпускала меня из дома. Мне было все равно, куда идти и как долго оставаться на одном месте.

Я засмеялась:

— Хорошая привычка!

Я не думала, что он заговорит со мной так искренне. Юкио предложил мне тоже сесть на камень. Я устроилась рядом с ним, словно мы были знакомы целую вечность.

— Что ты читаешь? — спросила я.

— Это книга по истории естественных наук. Мне ее дал на днях твой папа.

Он показал книгу. Я немного удивилась и сказала:

— Папа всегда хотел сына, который бы увлекался естественными науками. А нам с мамой это совсем не интересно. Бедный папа!

— А что тебе интересно?

— Я люблю читать. Но только романы. Теперь их запретили. Из-за войны исчезли все книги, которые мне нравятся.

— Жалко. Но кажется, у мамы сохранилось несколько романов. Я у нее спрошу.

— Правда? Спасибо!

Это был наш первый разговор в бамбуковом лесу. Потом мы вместе приходили сюда читать, усаживались рядышком на камне. В лес можно было попасть, перейдя один из двух деревянных мостов. Мы с Юкио всегда ходили разными дорогами — он шел по одному мосту, а я по другому. И мы никогда не договаривались о встрече. Иной раз к камню приходила одна я, иной раз — только Юкио. Постепенно мы стали ощущать, что нам не хватает друг друга».

* * *

«Это была наша первая зима в Нагасаки. Юкио получил от отца письмо, в котором господин Такагаши писал, что должен остаться в Маньчжурии на более длительное время. Известие огорчило Юкио. Его мать продолжала терпеливо ждать мужа. Никто не знал, почему ему пришлось остаться в Маньчжурии, а мой отец не говорил ничего.

Однажды вечером я, как обычно, пошла прогуляться в лес. Мне так хотелось встретить там Юкио. Я заметила его впереди, он шагал по тропинке. Мы подошли к камню и сели.

Я сказала:

— Жаль, что твой папа все не возвращается.

Юкио молчал, а я дрожала от холода.

— Ты в одном свитере! — воскликнул он.

Сам он был одет в теплое отцовское пальто.

Распахнув пальто, он пустил меня погреться. Этот жест удивил меня, но я все же прижалась к груди Юкио. По телу разлился жар.

Укрытая тяжелым пальто, я боялась пошевелиться. Ветер тихо шелестел в листве бамбуковых деревьев. Мир и спокойствие согревали нас изнутри и обволакивали снаружи. Время остановилось.

Я смотрела на бутоны камелий: лепестки собраны в крепкие венчики. Камелии цветут зимой. В бамбуковом лесу неподалеку от Токио, когда шел снег, я тоже находила камелии. Белизна снега, зелень бамбука и красные цветки камелий. Царственная, безмятежная, дивная красота».

* * *

«Прошло два года с нашего переезда в Нагасаки. Снова наступил сезон бивы. Юкио не получал вестей от отца. Никто не знал, жив ли он вообще.

По радио сообщили о самоубийстве Гитлера и выходе Германии из войны. Вокруг все чаще звучало слово „гиокусай“ — храбро идти навстречу смерти, биться до последнего вздоха. К тому времени на островах Тихого океана много солдат уже действительно совершили гиокусай.

Американские бомбардировщики Б-29 разрушили большинство японских городов. Родители мамы и отца перебрались в окрестности Токио.

В школе отменили занятия. Нас отправили работать на завод, обслуживавший нужды армии. Изо дня в день мы выполняли одну и ту же работу: сидя перед конвейерной лентой, соединяли металлические детали — части боевых самолетов. Занятие скучное и утомительное.

Как-то раз в бамбуковом лесу Юкио сказал мне:

— Война скоро закончится. Уже пора. Победа не наступит, даже если всех детей заставят работать. Свободы не существует. Совсем. Люди не имеют права говорить то, что думают, и причиной тому не война. Опасность — в нашем сознании. Все стремятся только к власти. Мы боремся не за свободу.

Его голос был странно взволнованным. Закатав рукав рубашки, Юкио показал мне синеватую ссадину. След от удара. Я встала, внимательно посмотрела ему в глаза и с тревогой спросила:

— Кто это сделал?

— Комендант, который приходил на завод. Сегодня утром я увидел, как один молодой рабочий до крови высек какого-то корейца, обвиняя его в том, что тот украл еду. Я схватил рабочего за руку и сказал: „Теперь все голодные. Пожалуйста, простите его“. Кореец оправдывался: „Мне всегда хочется есть, но я ничего не крал“. Тогда я спросил рабочего — мне показалось, он мой ровесник: „Вы видели, как он украл?“ Рабочий ответил в ярости: „Нет, но он был поблизости! Рядом не было никого, кроме этого корейца. Такого доказательства достаточно!“ Но я не уступал: „Это не доказательство. В любом случае нельзя бить человека“. Рабочий сразу же пожаловался коменданту, который вызвал меня к себе и сказал: „Ты должен слушаться его. Он работает здесь дольше, чем ты, и он старше. А ты только ученик. Тут все ясно. Мы воюем против американцев за мир и единство в Азии. Нам нужно единство, так что без порядка не обойтись. Понимаешь?“ Я ответил: „Я просто хотел добиться справедливости. Корейский мальчик говорил, что он ничего не крал, и рабочий не ловил его на краже“. Не дав мне закончить, комендант ударил меня по руке палкой и произнес: „Значит, ты все еще не понял! Сейчас не время доискиваться до истины. Единство — вот к чему нужно стремиться. А для этого все должны подчиняться приказу. Если есть порядок и приказы выполняются, мир гарантирован. Так что ты обязан выполнять приказы. Все. Иди!“