Бремя: История Одной Души - [62]

Несса слушала и не могла поверить тому, что слышала. Ей показалось, что время пошло вспять, и ожила Васса и присела рядом, и рассказала ставшим вдруг юным и мечтательным голосом непонятно где и от кого услышанную ею легенду, которая, оказывается, мучила когда-то воображение и далекого индейского мальчика по имени «Глина Прибрежной Воды» из племени Сенека… Как все же огромен и многообразен мир, а вращается он, в сущности, вокруг одного, всегда одного и главного — души человеческой, чаяний и отчаяний ее...

Из леска на холме к озеру вышла семья оленей: отец и мать-олениха с детенышами, один из них отделился от группы и побрел вдоль берега, низко опустив мордочку... Олениха спохватилась, тревожно позвала и побежала за малышом, высоко поднимая ноги... Ванесса наблюдала за трогательной, грустной и смешной сценой, и боковым зрением видела, что Андрей смотрит в ту же сторону. Почему-то вспомнились его слова, сказанные всего несколько дней, но, казалось, вечность, назад: «Я все еще вижу тебя матерью моих детей»...

* * *

Через три дня Артур и Ванесса вернулись домой. И если бы не осенний подень полдень, и не внезапный укол счастья в самое сердце от скорой годовщины их свадьбы, и не ранний уход Артура из офиса, и не легкое разочарование после того, как он буквально вбежал в дом, чтобы поскорее увидеть жену, и если бы не его мгновенное желание проехать на Брайтон-Бич, чтобы в антикварном магазине дорогих русских украшений присмотреть подарок — нечто совершенно неожиданное, некий умопомрачительный сюрприз, — и если бы не затянувшийся красный свет светофора и не его случайный взгляд в переулок, и, о, если бы не видение женщины в светло-зеленом платье, парящей в таком же бледно-зеленоватом воздухе между старыми домами, и рядом спутника, держащего ее за руку, как будто в попытке не дать ей совсем улететь (Артур безошибочно узнал в нем их недавнего русского гостя), он, преданный и горячо любящий муж, так никогда бы не узнал — и в первый миг, действительно, не поверил, но в следующий уже не мог не поверить в очевидное — что его жена, недосягаемый идол его, способна на банальную измену. Но все эти «если» свершились и, подавляя дрожь в руках, он кое-как припарковал машину, выключил мотор, и еще с минуту пытаясь объяснить увиденное, осознать неподдающееся осознанию наконец смирившись, сник весь и телом, и сердцем, и разумом одновременно.

Глава 20Не убий!

Бежит по красному полю девочка, развевается ситцевый сарафанчик. «Ли-да! Ли-доч-ка!»... — кричу я, но она не оглядывается, не откликается — неужели, опять не разгляжу ее личика, ах, если бы радостно... «Ли-доч-ка!». Но она бежит, дальше и дальше и уже почти у самого горизонта крошечной точкой отрывается от земли, как легкий лепесток от цветка. Летит в синем небе девочка, а я остаюсь здесь, внизу, и думаю о ней, о ее лице — ах, если бы радостно...

* * *

Несса проснулась совершенно расстроенной. Почему в последнее время во снах всегда эта щемящая разлука с ребенком? Как-то нехорошо, как-то не по себе. Тихо, чересчур тихо в доме. И в углу, кажется, затаился кто-то и наблюдает. Она даже не слышала, как ушел Артур. Бедный, каким молчаливым и грустным он был вчера. Никогда не видела его таким: смотрел, как загнанный зверек, вроде не узнавая и боясь приблизиться... Что с ним? А что, если узнал что? И чувство вины поднялось в ней.

Ванесса встала, открыла окно, глотнула свежего воздуха, чтобы унять сердцебиение. Но сердцебиение не унималось. Может, когда-нибудь случайно во сне она произнесла имя Андрея? Разве такое не могло случиться? А, что если, Артур видел их вместе? — и от неожиданного предположения, жар пробежал по ногам, подступил к голове, обдал колючей волной. «Вот оно, начало геенны огненной», — с раздражением, даже со злостью к себе подумала она. Нет, он никогда сам не ездил на Брайтон, где проходили их свидания. Что же произошло? И что он сказал вчера перед тем, как ушел спать, оставив ее одну в living room и не приглашая, как обычно, идти с ним?

«Мне кажется, я ошибся...» или «Скажи, что я ошибся...».

— Ошибся в чем? — переспросила она...

Но он не ответил.

А вечером ей было не до выяснений, в голове вертелось совсем другое — последний (последний ли?) разговор с Андреем. Что она ему сказала? Сказала, что им нельзя больше встречаться, что она не придет к нему, и он не должен приходить к ней и чтобы он уезжал. Сказала, что выбирает остаться с Артуром и не вернется в Россию. Чего это только стоило — сказать то, в чем не была уверена. Неужели, и в самом деле, ее не тянет уехать домой и все начать сначала? Ведь Андрей поменялся, сильно поменялся, может, у них и наладится жизнь. Но, нет... теперь не наладится, теперь между ними всегда будет Артур, и через него ей не переступить. Так, переступила уже, изменила и обманула! Ее затрясло, когда она вспомнила глаза Андрея в ту минуту, когда они прощались. Но ее трясло и ломало и от той тоски, которую она увидела в лице Артура вчера вечером.

И все же она правильно решила. Им — ей и Андрею — в самом деле, нельзя быть вместе, нельзя им так быть вместе — тайно, скрыто, подло. Она, конечно, должна порвать. С кем же из них? Но, может, уже поздно — поздно порывать с одним и поздно возвращаться к другому, все поздно? Ей снова стало душно, и снова горячая смесь тревоги, стыда и страха разлилась внутри: что будет с ними, кого впутала она в паутину своего отчаяния? И, что будет с нею, если выживет?