Бремя: История Одной Души - [55]

Шрифт
Интервал

Артуру не нравилось, когда жена садилась за руль. Беспокойство его зашкаливало, если она брала машину и забывала потом позвонить в назначенный срок, он хорошо знал недопустимую для водителя, постоянную ее рассеянность. Но на этот раз Несса настояла на том, что сама отвезет мужа в аэропорт. Почему это было для нее необходимо? Ей хотелось испытать себя в момент расставания, первой за время их супружества. Хотелось почувствовать, «о ком из них двоих она будет думать и тосковать, да и будет ли думать и тосковать о ком-либо». У Артура щемило сердце и путались мысли от нежелания оставлять жену одну, Ванесса же сосредоточилась на своем «тесте», так и сидели они молча всю дорогу. Самолет уходил по расписанию, и времени для прощания оставалось немного. Зарегистрировав рейс, они стояли в центре голубого высокого павильона отбытия, держась за руки, оба растерянные, как заблудившиеся дети, и не отрываясь смотрели друг на друга. О, если бы можно было знать, о чем говорят глаза другого! Скольких ошибок тогда удалось бы избежать супружеским парам... Артур ждал, что жена попросит его остаться, скажет, что не может ни дня без него, и тогда он бы, может, отменил поездку, придумал бы что-нибудь или бросил бы все и никуда не поехал. Она же, негодуя на себя, ощущала целый клубок неясных, запутанных чувств — раздражение, вину и нетерпение, ей хотелось уйти, исчезнуть («Скорее бы кончилась эта мука, еще одна минута, и она сорвется, вырвется, добежит до ближайшего моста и бросится вниз»), вперемежку со странной колющей жалостью к этому, так и не ставшему близким и непонятно почему любящему ее человеку. Странное негодование и странная жалость смешались в ней.

— Я буду считать часы до твоего возвращения, — проговорила она, прижавшись холодными губами к его щеке, и на какой-то миг сама себе поверила.

Артур целовал ее лицо, руки, а потом уходил, оглядываясь, пятясь, нервничая, что-то говорил, помахивая, высокий лоб его бледнел и напрягался. Наконец, скрылся за постом контроля, потом снова показался, стройный встревоженный, и снова помахивал. Несса еще с минуту стояла, отражая подступавшее со всех сторон отчаяние. Потом добралась до парковки и села в машину... Куда бы ни идти, что бы ни делать, только не звонить ему и не искать с ним встречи, подумала она об Андрее. Проехав чуть меньше мили, она прирулила к обочине, выключила мотор, положила измученное лицо в ладони и разрыдалась...

Двигавшиеся позади нее автомобили замедляли ход, мгновенно создавая пробку. С грохотом и огнями взлетающий с аэродрома самолет уносил вверх того, чья любовь не смогла спасти ее ни от одиночества, ни от раздвоенности, ни от этих вот слез подспудного горя, прорвавшегося из души посреди столпотворения машин, ледяного любопытства и чужих сердец.

* * *

Ванесса не спала первую ночь после отъезда Артура. Но как-то удался разговор с ним по телефону уже часов около двенадцати, он звонил уже дважды по приземлении:

— Как ты, голубка моя?

— У меня все хорошо... уже скучаю, возвращайся скорее...

— Я тоже скучаю, думаю о тебе. Ложись спать. Я позвоню утром. Люблю тебя.

— Не беспокойся обо мне. Тебе тоже надо отдохнуть с дороги... Буду ждать звонка завтра... — ответила она.

И, как только положила трубку, началась гроза, ночь почернела в считанные минуты, и искусственные огни не помогали. По небу стремительно одна за другой пролетели две серебряные ленты молний, и раскатисто, властно прогремел гром, а потом, как перед потопом, полил сплошной страшный ливень. Несса подошла к окну, прижалась горячим лбом к прохладному стеклу, в которое стучал частый дождь и с тоской подумала: «Я погибла, погибла. И все, что было хорошего, погибло вместе со мной. Я не могу отделаться от мыслей о нем, не могу о нем не думать, где он, что он, почему не звонит?». Она знала внутренним чувством, что Андрей все еще здесь, что не уехал в Россию. Нет, он не уехал, чувствовало ее сердце, а остался и ждет...

* * *

Весь следующий день, после краткого разговора с Артуром — он спешил на конференцию и звучал удивительно бодро и свежо на другом конце провода, — выдавшийся особенно солнечным и ясным, она не выходила из дому, и солнце раздражало — и маялась, и томилась, что-то убирая в шкафы, потом опять вытаскивая, перекладывая с места на место какие-то кофточки, шарфики, маечки, недовольная собой, недовольная всем на свете, но к вечеру как-то успокоилась, и как только успокоилась — раздался звонок, и, не подняв еще трубки, учуяла шестым чувством, кто звонил, несколько секунд стояла у телефона, обхватив себя за плечи, но, наконец, ответила: «Алло...» и услышала глубокое и густое: «Я здесь, внизу, можно войти?». Просьба прозвучала, как приказание, или это старая собачья преданность вновь ожила в ней... Ванесса нажала на кнопку парадной, открыла, разрешила, подчинилась, и, пока Андрей поднимался в лифте, быстро подумала, что так или иначе ее борьба с собою кончилась, хотя выиграла не та, которая хотелось ей, чтобы выиграла.

Андрей вошел, Несса стояла у окна в бежевом легком платье, почти сливаясь с тюлевой пеной занавесок. Она была нереальна и недоступна, он это сразу ощутил и... напрягся телом. Чем недоступнее, тем желаннее. Но желание и без того уже перешло границы здравого смысла. И уверенность в прежней власти своей над нею окончательно покинула его, слишком велик теперь разрыв между ними: не переступить... и перепрыгнуть страшно. Все же он пошел к ней: «Я совсем не вижу твоего лица из-за занавески. Дай хоть разглядеть тебя...».


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.