Когда они проходили широким и гулким коридором этой лечебницы для душевнобольных, старый доктор, указывая на одну из дверей, проговорил своему гостю, юному мичману:
— Вот в этой комнатке содержится один из любопытнейших моих пациентов…
— Кто такой? — спросил мичман.
Доктор ответил:
— Разбойник Измерай!
— То есть? — мичман, видимо, ничего не понял из ответа доктора.
— То есть, больной называет себя разбойником Измераем, распятым вместе с Христом по правую Его сторону и не раскаявшимся до самой смерти. Любопытно? Хотите взглянуть?
— О, еще бы! — воскликнул мичман.
— Но сперва краткую биографию больного? Да?
— Всеконечно!
Они — и доктор, и его гость — сели тут же в коридоре на деревянный диванчик. Доктор протер очки и опять задумчиво выговорил:
— Разбойник Измерай…
— Странно, — повторял мичман.
— Родом перс из окрестностей Баку, — продолжал доктор также задумчиво, — по первоначальной религии огнепоклонник. На шестнадцатом году по собственному желанию принял христианство и при крещении выбрал имя Демьяна, что значит «упорствующий»…
— Затем?
— Поступил вольноопределяющимся в армейский пехотный полк и ушел на войну к твердыням Карса…
— Это было в русско-турецкую войну?
— Ну да. Во время войны получил чины вплоть до поручика. Золотое оружие. Владимира с бантом. И офицерского Георгия. Отличался беззаветной отвагой и зверской жестокостью по отношению к разбойничавшим башибузукам. Поймав однажды осквернителей армянского храма, хотел было сжечь их живыми и уже обложил для того просяной соломой. Но был во время остановлен, к счастью, начальником отряда. Был заподозрен товарищами в изнасиловании курдской девушки. Но в самое пекло боя всегда лез с безумной храбростью, пренебрегая всякими предосторожностями, увлекая за собой солдат львиной отвагой.
— Его теперешнее звание и имя? — спросил мичман.
— Поручик запаса Демьян Петрович Нуралимбек. После войны он вскоре же ушел в запас и открыл фруктовую торговлю в одном из поволжских городов, — продолжал доктор. — И стал усиленно читать Евангелие, которого совершенно не знал, несмотря на принятие христианства. Стал читать все, что касалось Христа. В одной переведенной с английского языка книге он как-то вычитал, что имя не покаявшегося разбойника, распятого вместе с Христом, было Измерай. Как оказывается, то же самое имя носил и он, когда был еще огнепоклонником… Странно! Все-таки это странно! — вдруг воскликнул доктор взволнованно.
Мичман оглядел доктора с недоумением, так изменилось внезапно его лицо.
— Дальше, — попросил он его с участием, тронув за локоть.
Тот продолжал:
— Тут же поручик запаса Нуралимбек, распродав лавку, ушел в монастырь. Но через полгода тайно бежал оттуда. Поступил братом милосердия в холерный барак и, вследствие той же своей неустрашимой отваги, заболел холерой. Но перенес болезнь до удивления легко. Затем поступил смотрителем на мыловаренный завод и во время случившегося на заводе пожара вошел в охваченное пламенем здание, чтоб спасти задыхавшуюся в дыму… кого вы думаете? Кошку! Кошку он спас, но сам получил тяжкие ожоги плеч…
— Затем?
— Затем он заболел психическим недугом. Дело в том, что однажды в Страстную пятницу на ладонях его рук и на ступнях ног появились странного вида лишаи, похожие по виду на зарубцевавшиеся язвы… как бы след от пробития гвоздями… Странно, не правда ли, странно? — воскликнул опять доктор.
— И что же? — шепотом спросил его мичман.
— И он стал воображать себя…
— Разбойником Измераем?
— Ну да! — воскликнул доктор с горячностью.
И замолк в странном волнении.
Мичман напомнил ему:
— Можно взглянуть на больного?
— О, пожалуйста, пожалуйста, — заторопился тот. И предупредительно добавил: — Только при разговоре с ним называйте его не иначе, как Измераем…
— Хорошо, — согласился его собеседник.
Когда они вошли затем к больному в комнату, тот сутуло сидел за столом и читал Евангелие. При их входе он, однако, встал и, повернувшись к ним лицом, приветливо поклонился с такой доброй улыбкой.
— Вы меня теперь не боитесь, — выговорил он. — Я теперь не страшный; я ведь, покаялся перед Ним. Перед Иисусом, — пояснил он прямо-таки с трогательной улыбкой.
Мичман в упор глядел на него. Это был человек богатырского сложения, с черными глазами, с черными, как смоль, и жесткими волосами, в которых уже пробивалась седина.
— Сколько ему лет? — спросил мичман доктора шепотом.
Но больной ответил за него:
— Со дня моего вторичного рождения прошло уже 52 года. Вот уже сколько! — добродушно улыбнулся он.
— Измерай, — попросил его доктор, — покажите гостю ваши руки.
Он ласково протянул гостю обе свои ладони. И тот увидел с ясностью две зарубцевавшиеся язвы, как бы когда-то пробитые гвоздями.
Мичману стало страшно. По коже холодная дрожь прошла.
— Вы разбойник Измерай, распятый вместе с Христом на Голгофе? — спросил он больного, почему- то бледнея.
— Ну да, — ответил тот совсем просто.