Братья Святого Креста - [31]

— Именно не хочу, сын мой, хотя в то же время и не могу… Но если бы и мог… Впрочем, не знаю, что было бы, если б я действительно мог, подобно тебе!.. Но знай: чудный эликсир не в состоянии возобновить уже изжитой жизненной силы! Он может надолго удержать ее в теле — и только! Но как можно удержать то, чего уже нет?.. Я стар, сын мой, и мал уже во мне, ничтожен остаток той жизненной силы, о которой я говорил тебе, как о силе, отдельной от невещественного начала, но тоже дивной и служащей причиной бытия вещественного!.. Я мог бы удержать этот остаток, но — слабо горит лампада, в которой иссякло масло!..

Ненху-Ра присел на край саркофага. Я видел, как тень легла на его лицо, и как черты его обострились.

Не смерть ли налагает на него свою руку?

Страх охватил меня, но к этому страху не примешивалось сожаления и скорби по отходившем к вечному покою старце: нет, я боялся только, что его уста навеки сомкнутся прежде, нежели откроют мне способ употребления драгоценного эликсира.

Ненху-Ра взглянул на меня — и, видимо, постиг причину моего страха.

Горькая улыбка снова пробежала по его губам.

— Правду говорю тебе, Аменопис, — воскликнул он, — никого не любит человек более себя!.. Но так и должно быть!..

«Так и должно быть!..» И я соглашался со словами мудрого старца!.. Но прошли века — и дана была новая заповедь!.. Заповедь возлюбить Всесоздавшего более себя и ближнего, как самого себя!..

— Возьми, Аменопис, — и Ненху-Ра протянул мне сосуд, — возьми и выпей треть содержимого!.. Одну треть, Аменопис, не больше!..

В волнении принял я драгоценный сосуд, поднес его к губам и сделал глоток.

Мне казалось, что густая, тягучая жидкость огнем разольется по моим жилам и, подобно старому, крепкому фригийскому вину, сразу придаст необычную бодрость и силу моему телу.

Но ничего подобного не было: я сделал глоток, не почувствовав ничего, и готовился уже его повторить, как меня остановил голос Ненху-Ра:

— Довольно, Аменопис! Помни, что огонь дает жизнь и силу, но что тот же огонь и разрушает!..

Я передал сосуд старцу, снова спрятавшему его в складках своей одежды.

— Будь счастлив, Аменопис! — торжественно произнес Ненху-Ра, — этого желает тебе стоящий на пороге вечности служитель Жизнедавца Ра!.. Твое вещественное бытие отныне продолжено на долгие, долгие годы!.. Да не будет же оно тебе в тягость!..

О, не напиток, мною воспринятый, но крылатая надежда вдохнула в меня бодрость и силу!.. Я снова ожил, я был уверен, что раскроются громадные стены, и снова предстанет предо мною чудная природа, озаренная яркими лучами живительного света, сниспосылаемого Жизнедавцем Ра!..

Ум мой, скованный ужасом, снова начал действовать.

Я был уже уверен в том, что далек от меня таинственный призрак, глядевший в очи сидевшему передо мной старцу, и моя мысль приняла обычное направление.

— Хорошо, — думал я, — мое вещественное существование сохранится надолго, но при условии, чтобы мое тело питалось и согревалось солнечным светом, чтобы грудь моя вдыхала свежий ветер… Но здесь, в этой гробнице, я лишен всего!..

— Отец мой! — позвал я Ненху-Ра.

Старец приподнял голову, и еще яснее увидел я мрачные тени, покрывавшие его лицо…

— Отец мой! — с тревогой повторил я, — жизненная сила не покинет ли меня, если тело мое будет лишено пищи, питья и дыхания?..

— Нет, Аменопис, не покинет, — она замрет!.. Вот зерна пшеницы — они лежат, не прорастая… Но погибли ли они?.. Нет! Брось их во влажную почву — и они дадут из себя растение! Все та же жизненная сила, все та же, Аменопис, и в них и в тебе! Твое тело замрет, потому что нельзя будет проявиться жизненной силе… Но оно оживет, выйдя на свет, проливаемый на земле Великим Ра!..

«Замрет, подобно зерну — и вновь прорастет, — в этом ли исполнится начертанное для меня предсказание?..»

Но тут предстал предо мной новый вопрос, и я снова обратился к Ненху-Ра.

— Отец мой! — сказал я, — но суждено ли мне выйти отсюда?..

Я предложил этот вопрос и замер в ожидании ответа.

— Кто скажет тебе, что будет с тобой через минуту, Аменопис?.. — воскликнуть Ненху-Ра. — Нам, знающим связь, соединяющую небесные сферы с земной жизнью, в туманных образах является будущее человека… Это правда, и это так, Аменопис… Но не всегда в точности разбираем мы письмена, начертанные судьбой… Однако, я думаю… я знаю, Аменопис, ты выйдешь отсюда!.. Выйдешь, я вижу это!..

Восставший было со своего каменного ложа, старец с последними словами вновь в бессилии опустился на него. Голова его склонилась, и туловище упало в углубление каменного саркофага.

Я бросился к нему, опять с ужасом, ибо увидел, что час его пробил.

Легкая судорога пробежала по исхудалому, хрупкому телу; искаженные было мгновенным страданием черты лица прояснились и приняли покойное, величаво-важное выражение навсегда сохраненной тайны…

Ненху-Ра был мертв.

Светильник, вспыхнув последним пламенем, погас, и в глубокой тьме остался я, Аменопис, заживо погребенный наедине с мертвецом!..

Голова моя закружилась, и я пал к ногам мертвеца…

Дух мой затемнился, и сознание меня покинуло.

VII

Как мог я дать себе отчет, сколько времени прошло, прежде чем снова вернулось ко мне сознание?