Братья - [95]

Когда в Париже они вышли из джаз-клуба, Акоп Акопян спросил, нет ли у Аво контактов с той девушкой, что выступала на турнире. Рубен ответил – вряд ли, если учесть ту информацию, которую ему удалось собрать в Штатах. Он также сказал о расставленных повсюду ловушках, в которые Аво рано или поздно попадется. Акопу Акопяну, судя по всему, понравился ответ Рубена, но сам он прекрасно понимал, что босс все равно поручит кому-нибудь проверить эту информацию – на всякий случай.

Так что Рубен решил лично показаться на свадьбе и проверить, не будет ли там Аво.

По окончании церемонии в церкви он посмотрел танец невесты и танцы вокруг нее. Он понимал, что нужно как-то предупредить Мину, чтобы та не вздумала помогать Аво, но никак не мог понять, как же это сделать. Не мог же он сказать ей, что согласился разыскать Аво, который пропал где-то в Америке. Поэтому он решил, что расскажет ей правду в самом болезненном варианте, и это наверняка разлучит Аво и Мину, а ему удастся не обмануть доверия Акопа Акопяна. Он смотрел на нее, и вдруг она узнала его. Когда Мина направилась в его сторону, у Рубена дрогнуло сердце. Он произнес короткую молитву о ниспослании ему смелости опровергнуть ложь, которую они с Аво рассказали ей о смерти Тиграна, однако мужества особо не прибавилось. Это было выше его сил – раскрыть свою роль (особенно свою роль) и роль Аво в этой истории. Но в последний момент его осенило, и он придумал новую историю, которая должна была навеки отвратить Мину от мысли увидеть Аво. Он сказал, что Аво пожалел, но не полюбил ее, и как только представилась возможность, бежал от нее. Аво никогда, добавил он, даже ни на секунду не любил ее. Поэтому и не приехал к ней на свадьбу.

Несмотря на то что именно Рубен, по слухам, был вдохновителем и организатором теракта в Орли, суд имел на этот счет свое мнение. На заседании третьего марта восемьдесят пятого года – спустя почти два года после трагедии – организатором теракта был признан напарник Рубена Варужан. А Рубен был признан всего лишь исполнителем, пешкой, который к тому же своим решением помог избежать взрыва самолета в воздухе. Благодаря принятому в последнюю минуту решению теракт осуществился лишь частично, и наказание Рубену было смягчено.

Варужана приговорили к пожизненному заключению в тюрьме особого режима на севере страны, а Рубен получил двадцатку во Флёри-Мерожи.

– Думаю, еще можно будет договориться, – сказал ему адвокат, но у Рубена в ушах звучало лишь одно слово – «пешка». Тигран как-то сказал ему, что человек часто полагает, будто он игральная кость, которая выбрасывает очки, а на самом деле он всего лишь пешка.

Месяц за месяцем Рубен продолжал худеть. Он не ел ничего, кроме хлеба, который считал безопасным для здоровья, хотя ему хотелось и мяса. И курить ему тоже хотелось, но алжирцы скупали весь табак, и сигарет было не найти.

Однажды он увидел одного из сокамерников, который курил во дворе. Как выяснилось, тот выиграл сигарету в нарды. Роль кубиков играл бумажный круг с цифрами, который нужно было вращать по два раза. Именно эта крутящаяся штука и привлекла внимание Рубена. Он не проронил ни слова, чтобы сесть играть: все получилось само собой.

Скоро он играл, едва представлялась такая возможность. Ему бросали вызов многие заключенные. Играли на продукты из ларька: конфеты, сигареты и – что было редкостью – банки с «Нутеллой». Рубен ничего не ел – весь свой выигрыш он делил между христианами.

В восемьдесят седьмом году, спустя четыре года после Орли и два – после вынесения приговора, Рубен уже не помнил звука своего голоса. Заключенные, которым надоели постоянные проигрыши, перестали играть с ним.

– Глянь-ка на эти облака, – когда-то сказал ему Чудак, прикрывая нос полотенцем. – Видишь зеленую каемку по краям? Это необычные облака. Это – химические резервуары. Закрой лицо, брат. Они пытаются лишить нас всех наших чувств. Они на это способны. Они способны на все.

Вращая диск с цифрами одной рукой, другой Рубен придерживал тряпочку, прикрывая нос.

Рубен пытался найти Аво, а у Акопа Акопяна оставалось все меньше терпения. Сколько раз Рубен просил отсрочку, чтобы найти иголку в стоге сена. Сколько раз нападал на ложный след. Целых два года ему приходилось общаться с барменами, торговцами травкой, проститутками и прочей нечистью. Он совал нос во всякий закоулок, но Аво там не было.

– Я хочу, чтобы он вернулся домой, – успокаивал Рубена Акоп Акопян. – Я просто хочу переговорить с ним и убедиться, что твой брат будет держать рот на замке. Вот и все!

Верил ли Рубен его словам? Он не мог ответить на этот вопрос. Но когда все-таки нашел брата, то не преминул повторить ему слова босса.

– Ты поедешь домой, – добавил Рубен. – Мы ненадолго остановимся в Греции, чтобы замести следы, а потом ты отправишься домой.

Если во Флёри-Мерожи Рубен начинал как легенда, то спустя время он превратился в призрак. Его имя не значилось ни в каких анналах. Ни его национальность, ни его преступление уже не имели значения ни для кого, кроме тюремных чиновников. В местной библиотеке он часто брал книги про призраков. Призрак – это не столько вернувшаяся сущность, сколько оставшаяся. Рубен представлял, как вернется в Кировакан, как пройдет по центральной площади, воображая при этом, что он никуда и не уезжал, а все это время оставался в родном городе. Если он вернется, что он принесет с собой? Какой позор? Какую надежду? Он причинил больше вреда, чем принес пользы? Даже сам Ширакаци не смог бы правильно подсчитать. Справедливость, которую он хотел установить, включала в себя слишком много невидимых для него жизней, призраков. Рубен видел в этом основную проблему в решении армянского вопроса. Слишком просто сказать миру – да, ваши призраки реальны. Ну а дальше? Боль не вернулась – она осталась.