Братья Кеннеди - [71]

Архиепископ православной церкви Иаковос привел к присяге вице-президента Л. Джонсона. Вслед за этим – молитва преподобного Баклая, протестантского священника из штата Техас. Появился 86-летний поэт Роберт Фрост. Его пригласили, чтобы придать «оттенок культуры» церемонии. Кеннеди горячо поддержал идею, правда, оговорил, что «при умении Фроста обращаться со словами запомнят его речь, а не мою. Пусть он лучше прочтет стих». Фрост и сочинил стихи на восшествие президента Кеннеди, слепящее солнце не дало ему возможности разобрать строки на листке бумаги. Вместо свежей оды поэт порадовал замерзших людей старой поэмой ура-патриотического содержания. Он помнил ее наизусть.

Вперед выступил новый президент. Верховный судья привел его к присяге, и Кеннеди стал держать речь, не длинную и не короткую. Пристойную. Он был без пальто и шляпы. Поэтому американцы, сидевшие в теплых квартирах перед телевизорами и наблюдавшие продрогнувшее сборище у дверей Капитолия, легко поверили словам Кеннеди: «Мы не осмеливаемся забывать сегодня, что мы наследники той первой американской революции (в XVIII в.). Пусть отныне и навсегда друзья и супостаты знают – факел переходит в руки нового поколения американцев, рожденных в нашем столетии, закаленных войной, дисциплинированных холодным и горьким миром, гордых нашим древним наследием…»

Речь была почти целиком посвящена внешним делам. Кеннеди очень напыщенно объявил: пришел «час максимальной опасности… Пусть каждая страна знает, независимо от того, желает ли она нам добра или зла, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, пойдем на любые тяготы, поддержим любого друга, выступим против любого врага, дабы обеспечить выживание и успех свободы». Он призвал к единству среди американских союзников, посоветовал народам развивающихся стран «помнить, что в прошлом те, кто по недомыслию пытался достичь власти, оседлав тигра, в конце концов неизбежно оказывались внутри его». Сказал, что США будут помогать бедным странам «не потому, что это делают коммунисты… а потому, что, если свободное общество не может помочь многим бедным, оно никогда не спасет немногих богатых».

Хотя Кеннеди бросал вызов Советскому Союзу, о социалистических странах в отличие от предшествующих послевоенных президентов он отозвался не как о «врагах», а использовал уклончивое выражение «те страны, которые сделались бы нашими противниками». Необычная неуклюжесть златоуста Кеннеди, свидетельствует М. Банди, говорила о том, что пришлось просеять тонны словесной руды в поисках нужного определения. У. Липпман был автором, и это выражение неизменно использовал Кеннеди все годы своего президентства. Кеннеди предложил: «Давайте никогда не будем вести переговоры из страха, но давайте никогда не бояться переговоров».

Он заверил, что будет искать сотрудничества, укреплять вооруженную мощь США, и «таким образом, мои друзья-американцы, не спрашивайте, что ваша страна сделает для вас, спрашивайте, что вы можете сделать для нее… Поведем вперед нашу возлюбленную страну, прося благословения бога и его помощи, памятуя, однако, что истинная работа бога здесь, на земле, в наших руках». При подготовке речи Кеннеди попросил дать ему подходящие цитаты из Библии – ему представили 25 страниц извлечений из библейских текстов. Он не использовал их, но очень умело перефразировал военные речи А. Линкольна.

Затем раввин Глюк благословил Джона Ф. Кеннеди на президентство. Оркестр сыграл еще раз гимн и встречный марш «Салют вождю!». 35-й президент США вступил в должность.

Избранные отправились на банкет в Белый дом. Отец и мать, шествовавшие рядом, гордились сыном и своей бережливостью. Джозеф был в пальто, которое носил 21 год назад, послом в Англии («оно даже не потребовало переделки»), а мать надела на вечерний бал то же платье, в котором в свое время представлялась королеве в качестве супруги американского посла.

В 3 часа дня открылся парад в честь нового президента. Перед трибуной прошло 32 тысячи человек, играло 40 оркестров, в шествии участвовало 275 лошадей, 22 мула, ковбой, проехало 40 платформ с различными аллегорическими сценами. Провезли на грузовике торпедный катер под номером ПТ-109, с палубы президента приветствовали посиневшие от холода боевые соратники.

Итак, президент. Надлежит обжить Белый дом. На второй день Дж. Кеннеди позвал в овальный кабинет, еще не обставленный по вкусу нового владельца, брата Эдварда и старого приятеля Поля Фая. Президент оглядел пустые стены и обратился к Полю: «Ну как, места хватит?» Фай высказал мнение, видимо, разделявшееся ими всеми: «Знаешь, у меня впечатление, что в любой момент может кто-то войти и приказать – ну-ка, вы, трое типов, убирайтесь отсюда!» Посмеялись, а Дж. Кеннеди стал осваивать новое жилище: полежал на кровати президента Линкольна, пощупал обивку мебели, выспросил у сына Рузвельта, что и где стояло при великом президенте, сокрушался по поводу паркета, исковерканного Эйзенхауэром ботинками для гольфа.

Начались деловые будни. В овальный кабинет поставили кресло-качалку. Политические противники тотчас объявили – вот символ «новых рубежей»: сидя в качалке создается впечатление движения, но движения пет. Неверно. Кеннеди коренным образом изменил распорядок работы президента. Он отменил регулярные длительные заседания кабинета и совета национальной безопасности. Заседания правительства обычно созывались по такой причине: «Наверное, нам нужно собраться, – спохватывался президент, – прошло уже несколько педель с последнего заседания». По мнению президента, министру сельского хозяйства, например, незачем терять время на выслушивание длинных рассуждений государственного секретаря о положении в Лаосе. Кеннеди предпочитал работать с небольшими группами лиц, заинтересованных в решении конкретных проблем, не очень считаясь с чинопочитанием. «Мне нужно министерство талантов», – твердил он. Это так, но не оставил и тени сомнений, что будет править сам. «Президент не заключает договоров с членами кабинета», – говорил он.