Братья Худяковы - [4]

Шрифт
Интервал

С. Яковлев.


Г. Владивосток, 24 апреля 1928 года.

Хунхузы

— Хунхузы! — негромко, не изменяя тона предыдущего разговора, сказала одна из женщин, которые только-что подоили коров и выпустили их в поле.

На хуторе братьев Худяковых и женщины были подстать их таежной, полной опасностей жизни: небось, эта молодая женщина, жена одного из членов младшего поколения семьи, не закричала с испугу, не бросилась бежать в тот момент, когда увидела, что в растворенные ворота быстро вбежали толпою незнакомые китайцы с ружьями на изготовку, с патронташами через плечо и гранатами у пояса!..

Нет, она возможно спокойно кинула это слово, чтобы предупредить мужчин и в то же время не возбудить внимания разбойников.

Действительно, хунхузы не обратили внимания на разговаривающих «баб» и бросились в первый дом, где жили два брата — Устин и Павел.

Чуткое ухо Устина уловило предупреждение, и он успел сорвать со стены висящие на ней два винчестера и спрятать их под матрац на кровати, чтобы на эти дорогие ружья не «разбежались глаза» непрошенных гостей.

………………………………………………………………………………………………………………

Это случилось не так давно — в 1920 году, 12 мая, как-раз на праздник Троицы.

Ночью прошел небольшой дождь, и чистое, свежее утро предвещало ведряный день.

Вечно прекрасная природа была особенно хороша в это майское утро, когда ее весенние силы как бы ликовали и радовались.

Нерадостно только было жителям Приморья!

Край переживал тяжелое лихолетье.

С одной стороны, самая беззастенчивая иностранная интервенция, которая свела жизнь всего края на степень завоеванной страны: здесь хозяевами были разные иностранцы и в особенности японцы, пославшие сюда много войска.

С другой стороны — частая смена «игрушечных» правительств, весьма требовательных и даже жестоких к мирным жителям края, но совершенно бессильных в борьбе с почти ежедневными грабежами, убийствами, а, главное, с хунхузничеством, которое и всегда было хроническим злом в Приморье.

В те годы зло это развилось в небывалых размерах! Многочисленные шайки китайских хунхузов, хорошо вооруженные и организованные, как военные отряды, переходили нашу границу и почти безнаказанно нападали на селения и даже на окраины городов, грабя и облагая налогом и жестоко мстя — по-азиатски — за малейшее сопротивление, подвергая виновных самым утонченным пыткам.

Все трепетали перед хунхузами, покорно отдавали им свое добро и платили наложенную «контрибуцию».

Отсюда понятно, в каком опасном положении находился всегда отдельно стоящий в тайге хутор бр. Худяковых, с припасами, инвентарем и прочими соблазнами для разбойников, представляя собою заманчивую и легкую добычу!

Но здесь было налицо одно обстоятельство, которое весьма осложняло эту видимую «легкость»…

Дело в том, что всюду и всем было известно, — конечно, и хунхузам также, — что бр. Худяковы, кроме того, что решительные, смелые люди и охотники, еще и замечательные стрелки и, следовательно, «даром» в руки не дадутся.

Поэтому все разбойничьи шайки, конечная цель которых была нажиться от грабежа с наименьшим риском встретить серьезный отпор, оставляли до сих пор хутор Худяковых в покое, грабя и творя зверства кругом.

Худяковы со своей стороны тоже не трогали хунхузов, нередко проходящих мимо их хутора, и, таким образом, между хутором и хунхузами установилось что-то в роде взаимного безмолвного соглашения:

— Мы вас не задеваем и вы нас не трогайте!

Но когда хунхузы вошли в дом, то сразу можно было угадать, что мир кончен: они потребовали выдачи припасов и, главное, оружия!

Несмотря на заявление Устина, что ружья у них отобрали японцы (это широко практиковалось не одними японцами, а и чехами и другими интервентами), хунхузы начали заламывать ему руки назад, требуя выдачи ружей…

В то же время один из хунхузов взял висящие на стене карманные часы, которые принадлежали бывшему на хуторе постороннему лицу.

Хозяин часов, находившийся тут же, запротестовал, указывая, что часы эти — его и что они единственная у него ценная вещь.

— Твоя кто? — спросил хунхуз.

— Я учитель — детей учи-учи, — отвечал хозяин часов.

Хунхуз, не говоря более ни слова, повесил часы учителя обратно на стену.

В этом же доме находился молодой человек Чарльз Бой. Он еще почти ребенком воспитывался у Худяковых, а потом, побывав в разных землях и странах, очутился в Америке, а затем появился в Приморье, приехав с американским консульством во Владивосток в качестве переводчика, и даже переменив свое русское подданство на американское и сделавшись из мальчишки Сеньки Журавлева американским гражданином Чарльзом Боем.

Шаря по всем углам, хунхузы нашли и американский чемодан Чарльза.

В чемодане оказалось много хороших вещей и даже американские доллары!

Конечно, разбойники жадно набросились на эту добычу.

Но Чарльз сказал:

— Нельзя!

— Почему твоя говори «нельзя» — моя все можно! — нагло закричал бандит.

— Я американский гражданин! — твердо сказал молодой человек.

И у Чарльза Боя не взяли ничего, даже деньги!..

В этом выявилась удивительная черта в психологии этих отчаянных головорезов — какие-то свои понятия о различных оттенках во взглядах на собственность даже в самом процессе грабежа: что-то рыцарское по отношению к бедняку учителю и слепое преклонение перед силой американского капитала!..


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».