Братья Худяковы - [10]

Кабанов была масса. А молодые из них были так вкусны…

Такой питательный режим поднял и восстановил силы нашей больной.

Спина ее выпрямилась и сделалась шире. Шерсть получила блестящий лоск.

К тигрице возвратился здоровый сон. Постоянное зализывание зажившей раны стало более привычкой, чем необходимой функцией.

Если бы это было не так просто и обычно, она могла бы оценить важность тех средств, которые дала ей природа — шершавый горячий язык и соленую, немного ядовитую слюну: лучшего массажа при залечивании ран не придумает самая строгая медицина.

Но проклятый, кабан оставил ей на память не только этот сборчатый длинный шрам и легкую хромоту, но и более значительное горе — бесплодие!

Нередко после сытного обеда, сладко выспавшись и потянувшись во всю свою трехаршинную длину, она внезапно испытывала прилив какого-то незнакомого ей чувства — чего-то сладкого, как бы забытого и необыкновенного.

Это было чувство неудовлетворенного материнства!..

И таежная пустыня слышала ее мирное, ласковое мурлыкание, каким домашние кошки созывают своих котят.

Но эти ласковые, сдержанные, рокочущие ноты, переходя «на низа», делались похожими на раскаты очень отдаленного грома — так велики были запасы воздуха в легких этой исполинской кошки, что она могла без усилия производить звуки, напоминающие стихийное дыхание природы!..

Бедная, большая полосатая кошка!

………………………………………………………………………………………………………

А мир все-таки так хорош!

Кроме этих временных приступов безотчетного горя, наша тигрица пользовалась всеми его благами.

Встречи с другими тиграми, вначале подозрительные и недружелюбные, оканчивались иногда бешеной игрой, на какую способны только кошачьи породы, начиная с наших любимцев — Мурок, Найтов, Васек и т. д., и кончая львами и тиграми.

Разница между теми и другими была лишь в том, что когда веселились эти десятипудовые чудовища, то, как-будто, лес кругом стонал..

А детей у ней не было.

И не будет, — прибавим мы.

Рана давно закрылась окружающей ее шерстью, которая росла целыми пучками.

Своей легкой хромоты тигрица не замечала, привыкнув соразмерять напряжение своих укороченных мускулов.

………………………………………………………………………………………………………………

Не мало хищных зверей жило в тайге: медведи, барсы, волки, рыси и много копытных.

К медведю тигрица всегда чувствовала отвращение.

При встрече с этим тяжелым увальнем в ней поднималась злая брезгливость.

Но врожденная осторожность заставляла ее обходить этого соседа, и пока она делала круг, чтобы по возможности угадать причину и следствие такой встречи, медведь тоже, из тех же побуждений, топчась своими кривыми лапами на месте, пристально наблюдал за тигрицей, при чем, не доверяя своим маленьким, но зорким глазкам, усиленно втягивал воздух, хлюпая подвижными ноздрями словно клапанами.

Всегда эти случайные встречи кончались к общему удовольствию: тигр уходил в одну сторону, а медведь ломился в чащу и кусты — в другую, каждый по-своему ворча себе под нос.

Заводить им драку было не из-за чего, да и не для чего, а это в природе служит достаточной причиной оставить друг друга в покое.

Район обитания нашей тигрицы удовлетворял ее всем, но присутствие неприятного соседа портило иногда все настроение.

Они встречались редко, но постоянная «насторожливость» утомляла и раздражала.

Тигрица знала, что нелюбимый сосед, несмотря на свое вегетарианство, не прочь покушать и свежинки, но всему этому предпочитает падаль, для чего даже свежую дичину оставляет полежать, чтобы она испортилась.

Вот эта гастрономия медведя, да еще плюс к этому его неряшливость: идет, а за ним тянется цепочкой мокрый след — заставляло чистоплотную тигрицу так брезгливо относиться к нему.

Медведь был старый, угрюмый, жил отшельником и не позволял, видимо, вторгаться другим медведям в его район.

Это последнее обстоятельство избавило тигрицу от знакомства с другими медведями, из которых не все были такими «галантными» что удовлетворялись бы лишь безобидным ворчанием.

Дело в том, что многие крупные медведи не боятся даже отнимать у тигра его добычу, а некоторые из них возвели это как бы в промысел — следить за охотой тигра исключительно для данной цели.

И тигры, к удивлению, почти всегда уступают этому грубому нахалу. Вероятно чувствуют его непомерную силу и не желают поэтому ставить на карту из-за пустяков свое здоровье, а, может-быть, даже и жизнь.

Наш медведь был или более миролюбив, или у него имелись на то другие причины, но он никогда не обижал знакомую нам тигрицу.

А она по незнанию, конечно, не ценила этого.

Да, медведь этот был очень стар и грузен, так что уже давно не мог влезать на зимнюю спячку в дупло старой липы или какой-нибудь перестойной осины. Для этого он облюбовал себе берлогу в неприступных скалах, в одной из многочисленных пещер, где ежегодно и зимовал.

Немалый переполох производил он среди живущих на этих скалах горалов, когда его косматая фигура появлялась среди серых скал, одетых, как плющем, диким виноградом, кустами «кишмиша» и др. растениями, и где в глубоких каньонах стояли огромные деревья, достигая своими вершинами лишь подножья этих каменных великанов.

Не довольны были и барсы, обитатели этих скал, — но, в конце концов, всем приходилось мириться с этим гостем, тем более, что он ничьего разрешения и не спрашивал.