Братья Гримм - [39]

Но конгресс продолжал заседать!

Якоб, используя свои знания, хотел хоть чем-то быть полезным конгрессу. Он пишет статьи для газеты «Rheinischer Merkur», принадлежавшей Йозефу Гёрресу, и излагает в ней свои взгляды по некоторым вопросам. Но всякий раз ему приходилось признаваться в бесполезности подобных усилий: «Насколько бессмысленна и абсурдна вся эта жизнь и все эти дела! Они молотят пустую солому и понимают это, но в то же время берут новый, точно такой же сноп и мужественно принимаются снова за работу».

Размышляет он и над поведением некоторых выдающихся личностей конгресса. Князя Меттерниха он называет «тонким, по-французски искусным государственным деятелем, который хорошо относится к Австрии, а Германию ставит только на второе место». Князь Гарденберг, по его мнению, с «уверенным, спокойным самообладанием представляет интересы Пруссии»; Вильгельма фон Гумбольдта он характеризует как «очень знающего человека»; министр Штейн «отличается чистотой своих намерений в отношении Германии, деловитостью и респектабельностью». С сожалением Якоб обнаруживает, что здесь, в Вене, кажется, забыли, «кому обязаны победой и спасением».

Как секретарю посольства Якобу приходилось, по его же словам, «исписывать массу ненужных бумаг». Но и в эти венские месяцы он находит время для научной работы, подолгу бывает в библиотеке, отыскивая нужные рукописи; переписал часть средневекового поэтического цикла «Вольфдитрих». Особый интерес он проявлял к рукописи о Нибелунгах, находившейся в частных руках. Ему удалось получить на короткое время эту древнюю рукопись и установить, что многие части еще не опубликованы и не использованы для научных целей. Но смог переписать лишь частично, поскольку владелец манускрипта опасался, что снятие копии с оригинала уменьшит его материальную ценность. Сделал также выписки из попавшей ему в руки книги басен.

Венский период оказался для Якоба весьма плодотворным. В частности, он смог здесь выпустить свою книгу «Священный путь и священный столб», а также сборник старинных испанских романсов. «Мои испанские романсы, — писал он домой, — перевалили за 300 страниц, печатаются весьма хорошим шрифтом, грамотно и на прекрасной бумаге; вообще я очень верно сделал, взяв их с собой». Он рассчитывал во время пребывания в Вене только считать корректуру, но задержек никаких не случилось, и книга вышла еще до его отъезда. Здесь же он смог заняться изучением славянских языков; познакомился со многими крупными учеными.

Вильгельм в это же время один продолжает редактировать номера журнала «Altdeutsche Walder», на его долю выпадает весьма кропотливый труд по чтению корректур Старшей Эдды и «Бедного Генриха». Отдавая дань признания заслуг брата в их появлении, Якоб в одном из писем писал: «Мне очень жаль, что тебе приходится сейчас одному нести все тяготы, а также редактировать Эдду, «Walder» и «Бедного Генриха», я часто думаю о тебе и от души хотел бы помочь. Но должен тратить свое время на переписку дипломатических бумаг; только за прошлую неделю переписал 21 лист — и все бесплодная, напрасная, бесполезная работа». И старания Вильгельма были вознаграждены. Книги появлялись одна за другой, имена братьев Гримм все чаще звучали в литературном мире.

В апреле 1815 года скончалась сестра матери, камеристка при дворе курфюрста в Касселе — Генриетта Циммер. Как много доброго и хорошего сделала тетушка для братьев в их школьные и студенческие годы. Якоб и Вильгельм были глубоко опечалены этим известием. Совсем недавно вся семья отмечала шумно и весело день рождения отсутствовавшего Якоба, пили пунш за его здоровье. Была там и тетушка Циммер. В честь своего племянника она надела бриллиантовые кольца, захватила в футляре портрет своей сестры — матушки Гримм. И как радовалась она тогда за своих племянников, которые, несмотря на тяжелые годы, получили хорошее образование. И вдруг ее не стало. Она болела всего лишь три дня, ее болезнь посчитали за безобидное катаральное воспаление. Накануне вечером она еще смеялась и все повторяла, как она рада за сыновей своей сестры. На следующий день она умерла от отека легких, или, как тогда говорили, от «удушья». Вильгельм подошел к ее постели — она только что скончалась. Потом ее украсили цветами. Светило утреннее солнце, и многие пришли, чтобы еще раз взглянуть на добрую женщину и проститься с ней. Заботу о похоронах взяла на себя курфюрстина, она же великодушно оплатила все расходы, так как знала, что семья Гримм не в состоянии это сделать. С большим участием просила она братьев впредь обращаться к ней со всеми своими заботами так же, как они до сих пор приходили к своей тетке. В доказательство своей милости она подарила младшему брату Людвигу Эмилю шестьсот талеров, чтобы он мог продолжать свое образование.

Якоб, узнав о кончине тетушки, писал брату: «Она была так добра к нам — сама любовь». И как бы рассуждая: «Наша семья прямо-таки вымирает, у нас не осталось больше родственников; немного лет пройдет еще, и все мы вместе с нашей любовью, заботами и хлопотами превратимся в холмик земли; сейчас я ощущаю такую привязанность к тебе, что даже не могу представить, что бы я делал без тебя. Но, может, небо даст нам еще некоторое время побыть вместе. Пожалуй, в последние годы у меня все чаще стали появляться грустные мысли».