Братья-герои - [5]

Вечером началось подводное путешествие к мосту. Над рекой густой белой пеленой плыл туман. При свете фашистских ракет наши пузыри походили на распухших мертвецов — в те дни много их плыло по реке.

Мы медленно шли по дну, держась за края пузырей. Иногда на мелких местах нам приходилось итти, согнувшись в три погибели. Не раз мы срывались в ямы и глотали холодную, речную воду, но продолжали крепко держать свои пузыри с толом и не выпускали изо рта спасительных тростинок.

Наконец подошли к среднему устою моста. Осторожно взобрались на него, привязали пакеты со взрывчаткой, прикрепили к чеке взрывателя конец парашютной стропы (я забыл сказать, что захватил с собой около двухсот метров этого тонкого и крепкого шпагата, обвязав его вокруг пояса) и так же медленно отправились по дну реки назад, разматывая стропу, пока она не кончилась. Тогда вылезли на мель и потянули стропу. Она намокла и была тяжела, как морской канат. Потянули еще раз — никакого результата.

«Неужели стропа зацепилась за корягу?» подумали мы.

Передохнув, впряглись, как бурлаки, в стропу и потянули что есть Силы. Страшный взрыв потряс воздух. Мы с товарищем нырнули в воду.

Когда через минуту мы снова высунулись из воды, в ярком свете ракет был виден рухнувший мост. Тяжелые фашистские пулеметы исступленно били по кустам на берегу, тревожа ни в чем неповинных лягушек…

— Дальше, Валя, дальше! — нетерпеливо торопит Геня.

— Дальше?.. Дальше было так: мы пришли к себе на базу, партизаны принялись нас качать, нечаянно уронили моего спутника, он шлепнулся о землю, ушиб заднюю часть тела и долго ругался… Вот и все.

— Слышал, Женя? Слышал? — восхищается Геня. — Вот бы нам так рвать мосты! А?.. Да что ты молчишь, Женя? Скажи, здорово?

— С тростинкой и пузырями хорошо, — медленно говорит Евгений, — а вот с веревкой плохо. Мы будем рвать без веревки. Как мы это сделаем, я сегодня еще не знаю. Но будем рвать лучше: проще, надежнее. Поверь, не ударим лицом в грязь… Ты не сердись на меня, Валя, — и Евгений ласково притронулся рукой к плечу брата, — но ведь ты сам понимаешь: веревочка — вещь ненадежная. А в нашем деле надо работать так, чтобы наверняка, безотказно, насмерть. Понимаешь?..

ЛАГЕРЬ НА ГОРЕ СТРЕПЕТ

В июле 1942 года мы узнали, что нашими войсками оставлены Ростов и Новочеркасск.

Немцы рвутся на Кубань, к перевалам Кавказа.

Значит, пора!

В отряде идут последние приготовления. Мы заготовляем полушубки, валенки, телогрейки, шапки, перчатки. В механических мастерских комбината куются финские ножи и кинжалы. К обычным гладкоствольным ружьям Евгений делает особые патроны с тупыми пулями, напоминающие «джиганы» американских лесорубов: на двести метров они пробивают толстую доску.

В Краснодаре попрежнему никто не знает, что мы уходим партизанить. Все убеждены, что мы призваны в Красную армию — у нас на руках мобилизационные листки из горвоенкомата. Для тех же, кто повстречается с нами в пути, мы — работники геолого-изыскательского отряда, производящего съемку дороги к будущему лесозаводу…

Враг подходит все ближе и ближе к Краснодару.

Второго августа, правдами и неправдами раздобыв первые шесть подвод, Евгений отправляет их с партизанским имуществом в станицу Крепостную — нашу ближайшую перевалочную базу. Через два дня туда же первым рейсом уходит отрядная машина. Ее ведет Геня.

Седьмого вечером отрабатываем явки, пароли, сигналы и на рассвете восьмого последний раз грузим машину и тракторный прицеп.

Я никогда не забуду нашего ухода из Краснодара.

Рассвет. По улице грохочут колеса телег, окна дребезжат от несущихся мимо грузовиков. На дворе комбината рвется снаряд немецкого танка. Со звоном разлетаются разбитые стекла.

По дороге к мосту через реку Кубань — людской поток. Вот идет какая-то семья. Старик и дети несут шубы и самовары. Женщина тянет за веревку корову. На руках у женщины младенец.

Мы идем по улицам родного города. Тяжело расставаться с ним. Тяжело покидать родные места. Каждый камешек словно говорит тебе: «До свиданья». Мелькают знакомые здания, площади, улицы — дом за домом, квартал за кварталом.

Благополучно переправляемся через мост. Садится солнце. На севере в туманной дали виднеется родной Краснодар. Враг уже занял город. Там остались наши родные, близкие, любимые. Кто знает, какие муки ждут их…

Я смотрю на Евгения. Куда девалась его обычная веселость? Брови нахмурены. Губы плотно сжаты. У рта обозначились морщины.

Идем к горам. Перед нами огромным кряжем стоит Карабет. Справа — гигантская подкова Сибербаша, слева — гора Саб.

Вьется узкая дорога. За поворотом — то причудливые очертания гор, то темный, мрачный, молчаливый лес. Воздух полон сладким запахохм цветов, пестреющих в густой траве.

Впереди горы, горы… Их вершины похожи на застывшие гребни гигантских волн. Каменные пики поднимаются к небу. Ниже мелькают красочные узоры цветущих лугов. И чем дальше к горизонту, тем горы всё выше, всё круче.

Дорога идет вдоль реки Афипс. Река изгибается замысловатыми петлями. Подчас она описывает почти полную окружность и вдруг поворачивает назад и снова вьется и кружит.

Афипс — в кружеве белой пены. Река бежит, играет по цветным камням. Камни просвечивают сквозь воду. Они лежат на дне точно шелковистый пестрый ковер. Но мы проклинаем прекрасные горные реки: десятки раз приходится нам переправляться вброд, скользить по камням, натыкаться на острые коряги, неожиданно проваливаться в ямы.