Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [221]
Константин. С.-Петербург, 17 августа 1834 года
Сегодня открываются Триумфальные ворота; в них первые проходят солдаты, служившие в 12-м году. Как их мало осталось, медалей почти не видать на них, так что велено также вести туда солдат, которые имеют Георгиевские кресты.
Уф! Расплатился за обед, рубликов триста стоил, а ничего не было чрезвычайного. Провизия ужасно дорога была. Но не жалею этих денег: в такой день и промотать простительно.
Константин. С.-Петербург, 20 августа 1834 года
Воронцов наконец приехал третьего дня в ночь, то есть с субботы на воскресенье. Я у него вчера утром был; нашел, что он несколько похудел и постарел, в прочем все так же мил, весел и приятен, как был. Он велел тебе кланяться, много про всех вас спрашивал. Он здесь намерен прожить только до 7-го числа будущего месяца: ему нужно возвратиться домой, где много дела. Вечером опять у него был. С ним не видишь, как время летит. Теперь опять заеду. Он зашиб ногу, сходя с брига в Одессе, и доселе еще не мог сапога надеть. Куда как я ему рад: душа отдохнет с таким человеком.
Ну, проводили вы прусского принца, повеселили его. Загоскин прав, что не хотел дать спектакля в пост. Довольно принцу было веселий и без этого, а это бы сделало неприятное влияние в городе, хотя, конечно, есть много таких в числе жителей, которые не дорожат соблюдением постов.
Константин. С.-Петербург, 27 августа 1834 года
Наши острова опять оживотворились со вчерашнего дня; жаль, что погода несколько переменилась, но надеюсь, 30-го будет хороша, а что не будет жарко, так тем лучше. Последний пароход привез Блоома, который после колонны опять отправится к себе на некоторое время; только для колонны приехал, каков! Я его очень люблю за любовь к русским; правда и то, что он везде с нами был.
Если узнаешь точно, что князь Дмитрий Владимирович не будет сюда, то уведомь меня: у меня есть к нему из Парижа посылка; я хотел ему было отдать здесь, но, видно, придется послать к тебе для доставления.
Лагрене, назначенный министром в Дармштадт, женится, говорят, на фрейлине Дубенской, и это, кажется, верно. Она мила и умна, но ничего не имеет, а у него всего тысяч 40 дохода.
Все готовятся для колонны: кто хлопочет об окошке, кто о билете на места. Мы будем смотреть у Нессельроде, а я пущусь во дворец, вероятно. После императрица изволит отправиться 5-го в Пруссию, а государь – к вам около того же времени. Князь Дмитрий Владимирович если и приехал сюда, то на несколько дней, и тотчас воротится к приезду государя.
Константин. С.-Петербург, 28 августа 1834 года
Киселев едет в Москву 4-го числа, чтобы быть там во время пребывания государя. Сегодня пошлю по всему тракту предписания о высочайшем путешествии. После пошлю чиновника, который должен все устроить, но запрещу ему показываться. Если кто-нибудь у вас будет послан, то строго запрети, чтобы нигде государю не показывался; впрочем, я не полагаю нужным вам посылать. Инспектор также не должен показываться утром на дорогах. Дай Бог нам управиться так, чтобы нигде не было остановки ни малейшей и чтобы все было порядочно.
Князь Витгенштейн-вдовец женится на Барятинской, прелестной фрейлине [сестре фельдмаршала].
Государь будет:
от 7-го до 15 сентября в Москве;
« 16-го « 17-го – в Ярославле;
« 18-го « 20-го – в Костроме;
« 21-го « 22-го и 23-го – в Н.Новгороде;
« 24-го « 27-го – в Казани;
« 28-го « 29-го – в Симбирске;
« 30-го « 1-го октября – в Пензе;
« 2-го « 3-го – в Тамбове;
« 4-го « 9-го – в Орле;
« 10-го « 11-го – в Калуге;
« 12-го « 13-го – в Москве;
« 15-го – в Петербурге.
Константин. С.-Петербург, 29 августа 1834 года
Все хлопочут о местах. Убри, приехавший с последним пароходом, со своим семейством, не может найти места, чтобы видеть церемонию. Мои, слава Богу, все пристроены: жена с женским полом будет у графа Нессельроде смотреть, а Сашка с Совестром и Пфеллером – на галерее возле экзерциргауза, где будет видно прекрасно; только всем надобно будет быть рано на местах, иначе не продерутся. Завтра у меня еще и именинник Сашка; только бог знает, будет ли кто обедать, ибо мудрено будет, за войсками, попасть даже к шести часам на наши острова.
Константин. С.-Петербург, 30 августа 1834 года
Сейчас с церемонии единственной, которой все были восхищены. Хотя половина пятого, но хочется тебе сказать о новостях: еще успею послать письмо в город для отправления с почтою. Князь Волконский сделан светлейшим, граф Литта получил бриллиантовые знаки Св. Андрея, Дмитрий Васильевич Васильчиков – орден Св. Александра Невского, граф Кутайсов – бриллиантовую табакерку с портретом, Опочинин – Белого Орла, Карбоньер – орден Св. Александра Невского, граф Михаил Семенович Воронцов – бриллиантовые знаки Св. Андрея.
Константин. С.-Петербург, 31 августа 1834 года
Войска собрались около Дворцовой площади; двор, все предводители дворянства и все, имеющие приезд ко Двору, кроме Александровских кавалеров, были у обедни в Невском. По возвращении государя оттуда, по данному сигналу, более 100 000 войск в четверть часа, без шума, без суматохи, в величайшем порядке выстроились на площади и всю ее заняли до самого Сената. Императрица между тем изволила шествовать в церковь, откуда возвратилась с духовенством, и начался молебен на галерее, выстроенной над воротами дворца. Когда дьякон провозгласил многие лета и митрополит начал читать молитву, все встали на колени, начиная с государя, который слез с лошади; была картина! Без сердечного умиления и слез нельзя было смотреть на нее.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.
В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.