Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [210]
Александр. Москва, 30 ноября 1833 года
Государь изволит ехать в санях. Я говорил графу Александру Христофоровичу, что хорошо было бы послать государеву коляску наперед, с тем чтобы она остановилась там, где кончится путь зимний, и ждала бы высочайшего проезда; зачем ей теперь скакать за санями и рисковать сломаться, да и не поспеет. В половине третьего еду к графу Бенкендорфу, кое о чем потолкуем, а там поедем вместе обедать к нашим Долгоруковым. По записке государь изволит брать 52 лошади.
Вчера хотя и не было танцев, вечер был блистателен. Было шесть живых картин, в коих участвовали графиня Ростопчина, маленькая Щербатова, Шернваль, Давыдова, М.Бартенева [Марья Арсеньевна, позднее Нарышкина], Лиза Пашкова, Лопухина. Потом Окулова пела кое-что, а после была сцена из «Роберта-дьявола» между Н.Пашковым и Бартеневой, которая вчера превзошла себя в пении и декламации. Государю очень понравилось, и после он просил князя Дмитрия Владимировича проводить его за кулисы, хвалил очень нашу примадонну и благодарил. За ужин садиться не изволил и большую часть ужина стоял за стулом Ольги и с нею разговаривать изволил. Много, много было вчера завистников! Ольга вперед не кидалась, очень была, как и всегда, скромна, сам государь изволил подходить к ней. Пожалуй, суйся вперед; этим только лишь надоешь. До живых картин государь изволил также встать между князем Дмитрием Владимировичем и Ольгою и все время с ними разговаривал. Государь изволил к Наташе подходить, но я не имел счастия говорить с ним, зато в Собрании счастия сего удостоился раз пять.
Завтра буду писать на свежую голову, а теперь надобно кончить письмо к великому князю. Пишу с Адлербергом, коему его высочество поручил мне кланяться от него. Ежели найдешь минуту написать Ольге словечко за ее гостинцы, то приглашай мужа ее приехать хоть на месяц в Петербург, говоря о желании твоем видеть их; и право, приличие и благодарность требуют сего. Ласки государя были столь велики, что Ольга должна ехать благодарить его величество даже в Петербурге. Ежели бы Ольга не была так ласкова, мила, учтива со всеми, ежели бы совалась вперед, то много бы могла иметь она завистников и недоброжелателей; но она ведет себя умно и осторожно, не отнимает ни у кого места. Когда усаживались для концерта, то государь, видя ее проходящую, сделал знак глазами, чтобы подошла. Она будто не заметила, и тогда государь сказал: «Княгиня!» – и поставил ее между собою и князем Дмитрием Владимировичем, и все почти время разговаривал то с нею, то с князем, или разговор был общий трех. За ужином изволил подойти и, стоя за стулом, опять долго разговаривал.
Ай да наша Ольга! Я не знаю, как она делает, но она – всеобщая фаворитка. Сегодня дают они славный обед всем флигель-адъютантам государя: Урусову, Грессеру, Крузенштерну, Бутурлину, граф Толстому.
Ты помнишь прежние неудовольствия бедного П.П.Новосильцева (это все были, по его догадкам, козни Муханова, который вместо того сам слетел); теперь он так весел и доволен. Во время представления, когда князь Дмитрий Владимирович хотел его назвать, государь изволил сказать: «О, это старый наш знакомый, здоров ли ты?» Трех слов было довольно, чтобы воскресить человека, давно уже грустного. Однако же почти уже два часа, то-то у меня глаза слипаются, пора спать, лягу покоен и счастлив. Я столько имею поводов быть довольным!
Александр. Москва, 1 декабря 1833 года
Да благословит Бог путь его! Сию минуту возвращаюсь из дворца, мой милый и любезнейший друг, и начинаю письмо к завтрему. Государь изволил сесть в сани с верхом в 11 часов и пять минут, и отправился обратно в Петербург.
Имея свободное время, стану тебе рассказывать подробно все сначала.
Как писал я тебе, граф Бенкендорф обедал у наших Долгоруковых. По условию, заехал я за ним в три часа, сели в его карету и поехали, дорогою успели наговориться о всякой всячине. Александр Христофорович должен был обедать у государя, и когда отпросился к Ольге, то его величество изволил ему сказать: «Передайте мои комплименты княгине Ольге и скажите ей, что я хотел бы быть на вашем месте». Князю Дмитрию Владимировичу нельзя уже было не остаться. И так была только вся наша семья, граф и Адлерберг. Славно поели и попили, и все были очень веселы. Александр Христофорович рассказывал, как ехал сюда.
Князь Дмитрий Владимирович известил меня запискою, что государь будет вечером в театре Русском, чтобы ехали мы и пригласили всех знакомых, но нельзя было иметь ни одного уже места, посему граф Александр Христофорович дал знать Загоскину, что дамы наши будут в ложу министра двора, куда и он сам будет с нами. Так и сделалось, и мы сидели против самого государя. Пробыв с нами полтеатра, Александр Христофорович уехал готовиться в поход.
Давали акт из «Горе от ума», водевиль и балетик. Государь остался до конца. Посадив дам в карету, я поехал проститься с графом Александром Христофоровичем. Мне говорят: графа нет, уехал; я полагал, что поехал с кем-нибудь проститься. Я – к Адлербергу, чтобы вручить ему письмо мое к Михаилу Павловичу; и у него заперто. Неужели же след простыл? Я побежал на маленький дворик, где экипажи, слышу: «Прощай, любезный Булгаков», – и вижу Александра Христофоровича, сидящего уже в царской повозке. Мы поцеловались. «Уезжаете?» – «Да жду императора, должен сейчас подойти». И подлинно, через две минуты сошел государь в шинели и фуражке дорожной. «Прощай, любезный! – изволил он сказать и прибавил: – Я в театре попрощался издали с твоими дамами, передай им мои комплименты. Что знаешь о дороге?» – «Последняя почта, прибывшая сегодня, выехала из Петербурга на колесах, но за три станции напал снег, и всю дорогу до Москвы ехали на санях». – «Тем лучше, прощай!» И прыгнул в коляску в ту минуту, как я собирался поцеловать его в плечо. Сев, изволил сказать: «Что вы там положили? Ног нельзя протянуть». Выбросили оттуда чемоданчик. «Теперь хорошо. – сказал государь. – Прощай, князь!» (Князь Дмитрий Владимирович стоял со мною рядом.) Пошел, и тронулись! Не было тут совершенно никого. Сани, в которых изволил поехать государь, какого-то Александра Михайловича Нарышкина, дубовые, большие, с дышлом в шесть лошадей, окованы хорошо, с откинутым верхом; только мне показалось, что отводы недостаточно велики. И так могу сказать, что я последнее лицо, которое государь видел перед отъездом его. Я совершенно покоен, все меры взяты, и везде лошади будут уже ожидать проезда царя – не так, как на пути сюда.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.