Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [211]
Как скоро прошли эти пять дней! Велико счастие наше было, хотя и скоротечно. Едучи из Кремля, я встретил Лесовского и полицию, все это опоздало. И как было думать, что спустя полчаса после того, как видели все государя в театре, его не будет уже в Москве! Я тотчас воротился к своим, и они верить не хотели, что государя уже нет в Москве.
Чем больше вспоминаю все милости его к нам, тем более сердце прыгает от радости. Сидя с Ольгою наедине в кабинете ее, я слушал ее рассказы и подробности разговоров государя с нею. Он между прочим сказал ей раз: «Не говорите мне о моей доброте, между нами дружба», – а говоря о крестнице: «Прошу вас сообщить мне о ваших предстоящих родах, поскольку я хочу быть крестным отцом всех ваших детей».
Потом говорил также о сожалении своем, что не исполнил желания быть здесь с императрицею: «Мое путешествие за границу расстроило все это, и потом печальные вести из страны; мне хотелось бы приехать к вам в Москву, чтобы развеяться и развлечься, а теперь не время праздников и наслаждений». О муже изволил спросить: «Что же делает здесь ваш муж?» – «Он по-прежнему служит при князе». – «Вы не собираетесь перебраться в Петербург?» – «Государь, прежде нам надобно хорошенько устроить дела». – «Хорошо, но не забудьте о маленькой поездке, о вашем обещании». – «Все, чего я желаю, – это ухаживать за императрицей и видеть моего дядю, который еще не видел меня замужем». Всего и не упомню теперь, что Ольга мне рассказывала; но ласки государя были столь велики, что она сама чувствует, что неловко даже иным оные пересказывать, кроме родных самых близких. Ольга у Голицына была просто, но прелестно одета и имела на себе царскую севинье, которая дала повод также к большому разговору о крестинах, тогдашнем времени и т.д.
Константин. С.-Петербург, 2 декабря 1833 года
Граф Бенкендорф писал к князю, по высочайшему повелению, о дурных лошадях на некоторых станциях и о задержках, кои имели свита государя и фельдъегеря; один должен был близ Москвы бросить почтовых и ехать на наемных. Пошлем исследовать, а ты получишь официально о сем же. Я полагаю, что лошади худо были подкованы, не для льда, а в таком случае они бежать не могут скоро. Если же где неисправно, то достанется смотрителям.
Константин. С.-Петербург, 4 декабря 1833 года
Говорят, что Горный корпус переходит к графу Толю и получит новое образование и новых начальников. Это будет лучше, ибо наш приятель Егор Васильевич и по летам, и по множеству других дел не может уже так деятельно им заниматься, особливо же теперь, и не живет в Корпусе. Скажи также Фавсту, что диплом его на дворянство – у подписания у государя, и Званцов надеется, что в сем месяце еще будет возвращение в Герольдию, и дело кончится.
Александр. Москва, 4 декабря 1833 года
Мы до сих пор все болтаем с Ольгою об одном. Ее разговоры были очень любопытны, и государь так часто изволил оные начинать с нею, что видно, что находил в том удовольствие; да и надобно признаться, что у нее и доброта, и откровенность, ум, любезность, оригинальность необыкновенные, а притом удивительный такт, что, по-моему, всего необходимее в обращении с государями, коим иной легко понравиться, но еще легче надоесть. Государь много ее приглашал в Петербург. «У меня же здесь, государь, все родные: отец, мать, свекровь, сестра; а в Петербурге я окажусь будто навеки с ними разлученною, потому что папа не может оставить Москву». – «Ну приезжайте хотя бы ненадолго». – «Ах, государь, я так этого желаю, дядюшка нам всем второй отец, и он еще не видел меня замужем». – «Ну так сделайте же это для вашего дяди, которого вы так любите».
Я, кажется, писал тебе, что государь изволил вызваться крестить всех будущих детей. Ольга, благодаря, сказала: «Папа очень любит маленького Николая и находит, что Сашка не так красива. У меня был план: если у меня будет еще дочь, красивее, я подменю ею Сашку и скажу вашему величеству: вот ваша крестница…» – «Так вы так-то? Обманывать… Но сердце мне подскажет, – прибавил государь, – которая моя настоящая крестница, или, скорее, которая старшая, ибо не забывайте, что я хочу быть крестным всех ваших детей».
Долго была о сем речь, и государь все шутил. Потом говорил также о Собрании. Ольга сказала: «Объявляли костюмированный бал, государь». Государь отвечал: «Я вам признаюсь, что бал был для меня все равно что костюмированным; я там нашел мало знакомых и довольно много новых лиц, но, будучи сам без маски, не нашел в том того же удовольствия, что другие», – и проч.
Пашковы к ней приставали: «Что вам говорил император?» – «Да ведь вы знаете, как он добр и любезен, он говорил мне то же, что всем говорит». – «Вот так так, он вас почти не покидал у княгини Голицыной, все время с вами разговаривал». – «Да, на балу ведь всегда столько праздных вопросов: кто такая, а тот? за кем замужем? чей сын? и тому подобное». – Надобно бы ей ехать в Петербург; мне кажется, мужу не очень хочется, а должно бы противному быть, но у него какая-то застенчивость. «Я хотел бы, – говорит он, – сказать: “Ольга, вот тебе 5000 рублей, поезжай в Петербург, оставайся там сколько хочешь и возвращайся в Москву”». Мы все опровергали эту мысль и доказывали, как бы всякий другой муж желал быть на его месте и ехать в Петербург.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Имя Константина Сергеевича Станиславского (1863–1938), реформатора мирового театра и создателя знаменитой актерской системы, ярко сияет на театральном небосклоне уже больше века. Ему, выходцу из богатого купеческого рода, удалось воплотить в жизнь свою мечту о новом театре вопреки непониманию родственников, сложностям в отношениях с коллегами, превратностям российской истории XX века. Созданный им МХАТ стал главным театром страны, а самого Станиславского еще при жизни объявили безусловным авторитетом, превратив его живую, постоянно развивающуюся систему в набор застывших догм.
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.