Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [211]
Как скоро прошли эти пять дней! Велико счастие наше было, хотя и скоротечно. Едучи из Кремля, я встретил Лесовского и полицию, все это опоздало. И как было думать, что спустя полчаса после того, как видели все государя в театре, его не будет уже в Москве! Я тотчас воротился к своим, и они верить не хотели, что государя уже нет в Москве.
Чем больше вспоминаю все милости его к нам, тем более сердце прыгает от радости. Сидя с Ольгою наедине в кабинете ее, я слушал ее рассказы и подробности разговоров государя с нею. Он между прочим сказал ей раз: «Не говорите мне о моей доброте, между нами дружба», – а говоря о крестнице: «Прошу вас сообщить мне о ваших предстоящих родах, поскольку я хочу быть крестным отцом всех ваших детей».
Потом говорил также о сожалении своем, что не исполнил желания быть здесь с императрицею: «Мое путешествие за границу расстроило все это, и потом печальные вести из страны; мне хотелось бы приехать к вам в Москву, чтобы развеяться и развлечься, а теперь не время праздников и наслаждений». О муже изволил спросить: «Что же делает здесь ваш муж?» – «Он по-прежнему служит при князе». – «Вы не собираетесь перебраться в Петербург?» – «Государь, прежде нам надобно хорошенько устроить дела». – «Хорошо, но не забудьте о маленькой поездке, о вашем обещании». – «Все, чего я желаю, – это ухаживать за императрицей и видеть моего дядю, который еще не видел меня замужем». Всего и не упомню теперь, что Ольга мне рассказывала; но ласки государя были столь велики, что она сама чувствует, что неловко даже иным оные пересказывать, кроме родных самых близких. Ольга у Голицына была просто, но прелестно одета и имела на себе царскую севинье, которая дала повод также к большому разговору о крестинах, тогдашнем времени и т.д.
Константин. С.-Петербург, 2 декабря 1833 года
Граф Бенкендорф писал к князю, по высочайшему повелению, о дурных лошадях на некоторых станциях и о задержках, кои имели свита государя и фельдъегеря; один должен был близ Москвы бросить почтовых и ехать на наемных. Пошлем исследовать, а ты получишь официально о сем же. Я полагаю, что лошади худо были подкованы, не для льда, а в таком случае они бежать не могут скоро. Если же где неисправно, то достанется смотрителям.
Константин. С.-Петербург, 4 декабря 1833 года
Говорят, что Горный корпус переходит к графу Толю и получит новое образование и новых начальников. Это будет лучше, ибо наш приятель Егор Васильевич и по летам, и по множеству других дел не может уже так деятельно им заниматься, особливо же теперь, и не живет в Корпусе. Скажи также Фавсту, что диплом его на дворянство – у подписания у государя, и Званцов надеется, что в сем месяце еще будет возвращение в Герольдию, и дело кончится.
Александр. Москва, 4 декабря 1833 года
Мы до сих пор все болтаем с Ольгою об одном. Ее разговоры были очень любопытны, и государь так часто изволил оные начинать с нею, что видно, что находил в том удовольствие; да и надобно признаться, что у нее и доброта, и откровенность, ум, любезность, оригинальность необыкновенные, а притом удивительный такт, что, по-моему, всего необходимее в обращении с государями, коим иной легко понравиться, но еще легче надоесть. Государь много ее приглашал в Петербург. «У меня же здесь, государь, все родные: отец, мать, свекровь, сестра; а в Петербурге я окажусь будто навеки с ними разлученною, потому что папа не может оставить Москву». – «Ну приезжайте хотя бы ненадолго». – «Ах, государь, я так этого желаю, дядюшка нам всем второй отец, и он еще не видел меня замужем». – «Ну так сделайте же это для вашего дяди, которого вы так любите».
Я, кажется, писал тебе, что государь изволил вызваться крестить всех будущих детей. Ольга, благодаря, сказала: «Папа очень любит маленького Николая и находит, что Сашка не так красива. У меня был план: если у меня будет еще дочь, красивее, я подменю ею Сашку и скажу вашему величеству: вот ваша крестница…» – «Так вы так-то? Обманывать… Но сердце мне подскажет, – прибавил государь, – которая моя настоящая крестница, или, скорее, которая старшая, ибо не забывайте, что я хочу быть крестным всех ваших детей».
Долго была о сем речь, и государь все шутил. Потом говорил также о Собрании. Ольга сказала: «Объявляли костюмированный бал, государь». Государь отвечал: «Я вам признаюсь, что бал был для меня все равно что костюмированным; я там нашел мало знакомых и довольно много новых лиц, но, будучи сам без маски, не нашел в том того же удовольствия, что другие», – и проч.
Пашковы к ней приставали: «Что вам говорил император?» – «Да ведь вы знаете, как он добр и любезен, он говорил мне то же, что всем говорит». – «Вот так так, он вас почти не покидал у княгини Голицыной, все время с вами разговаривал». – «Да, на балу ведь всегда столько праздных вопросов: кто такая, а тот? за кем замужем? чей сын? и тому подобное». – Надобно бы ей ехать в Петербург; мне кажется, мужу не очень хочется, а должно бы противному быть, но у него какая-то застенчивость. «Я хотел бы, – говорит он, – сказать: “Ольга, вот тебе 5000 рублей, поезжай в Петербург, оставайся там сколько хочешь и возвращайся в Москву”». Мы все опровергали эту мысль и доказывали, как бы всякий другой муж желал быть на его месте и ехать в Петербург.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Переписка Александра и Константина продолжалась в течение многих лет. Оба брата долго были почт-директорами, один – в Петербурге, другой – в Москве. Следовательно, могли они переписываться откровенно, не опасаясь нескромной зоркости постороннего глаза. Весь быт, все движение государственное и общежительное, события и слухи, дела и сплетни, учреждения и лица – все это, с верностью и живостью, должно было выразить себя в этих письмах, в этой стенографической и животрепещущей истории текущего дня. Князь П.Я.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.