Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [207]

«Брата твоего оставил я здорового; я сошелся с ним на улице». – «Он шел в английский магазин, вы изволили к нему подойти…» – (С удивлением.) «Почему ты это знаешь?» – «Писавши ко мне всякий день, как же бы брат умолчал от меня обстоятельство, столь для него счастливое?» – «Ну, я тебе отрапортовал; теперь скажи мне о своих. Все здоровы?» – «Слава Богу, ваше величество». – «Что моя Ольга?.. Нет ли?» (Делая рукою пантомиму брюха.) – «Напротив, государь; она очень рада, что может танцевать сколько хочет». – «Что крестница?» – «Ходит и говорит». – «Однако же ведь еще ребенок у нее?» – «По приказанию вашего величества на крестинах, Ольга родила сына Николая». Государь изволил смеяться и пошел на другую сторону комнаты, где также стояли другие.

Ну, брат, у меня сердце так и стало от радости прыгать. Ты поймешь, как радостен переход от страха к удовольствию. Все были свидетелями милостивых его отзывов. Государь более ни с кем не говорил, ибо тотчас пошли к столу. Нас было только 14 персон. Как же не место для меня? В моем чине был я один только, и я, благодаря князя после, сказал ему: «Прошу вас поверить, князь, в мои чувства, и как горячо я ценю счастье, которое вы доставили мне сегодня». Князь этот добрейший отвечал: «Это не парадный обед, и я хотел пригласить лиц, приятных его величеству».

Вот как мы сидели (стол почти круглый):

Государь

Княгиня Т.В. ............................................. Князь Дмитрий

Сергей Ильич  ........................................... Муханов Владимирович

Иван Васильевич Тутолмин  ..................... Князь Сергей

Князь Иван Леонтьевич  ........................... Михайлович Голицын

Шаховской  ................................................ Красовский

Граф Бенкендорф  ..................................... Озеров

Небольсин  ......................... ........................Аз многогрешный

Генерал Савоини

Комендант

Я так сел, чтобы правое мое ухо было обращено к государю.

Во время стола государь много изволил говорить, был очень весел. Разговор был всегда общий; в оном участвовали с его величеством хозяева, князь Сергей Михайлович. Редко говорили граф Александр Христофорович, Тутолмин и Озеров, прочие (даже Красовский) молчали; я, чтобы лучше слушать, ничего почти не ел. Я не знаю, о чем не было речи; о дороге государь изволил говорить, о новом шоссе, яко небольшом препятствии в дороге. «Впрочем, я все эти станции спал», – прибавил государь; но о дурных лошадях ни слова. Так сошла и другая туча с плеч.

Хвалить очень изволил новый Михайловский театр. Говорили о пьесе, которую сегодня играют, – «Жизнь игрока». Государь изволил сказать: «Это не по нашей части, нам надобно чему бы посмеяться. Как ваши французы?» – и решено, что изволит быть во французском театре. Говорил о Собрании, о наводнении, рассказывать изволил о наследнике, разбирал здания петербургские, население города и проч. и проч. Я приметил, что его величество кушал мало, но очень хвалил икру и какой-то компот абрикосовый. После стола говорил в сторонке с князем и княгинею; кажется, тут решено было, как время провести сии дни, и вот что положено.

Завтра, понедельник: представление государю, обед во дворце, старшинам Собрания явиться к его величеству для приглашения на бал, и для этого надобно мне завтра ранее ехать во дворец. Ввечеру французский театр. Вторник: маскарад в Собрании. Среда: бал у князя Дмитрия Владимировича. Сейчас получаю записку от Ольги, что княгиня Татьяна Васильевна приглашает ее и Катеньку участвовать в живых картинах, кои будут у нее также в среду. В четверг государь изволит смотреть уланов. Стало быть, не прежде изволит выехать, как в пятницу. Вот что известно до сих пор. Передай, любезный друг, князю все, что найдешь достойным его внимания. Вот, кажется, все, касающееся до сегодняшнего дня.

Александр. Москва, 28 ноября 1833 года

Наконец ты говоришь о высочайшем путешествии. Граф Александр Христофорович мне сказал между прочим: «Я не знал, как скрыть это путешествие от вашего негодника-брата, и мне нужно было о многом договориться с почтой перед отъездом; ведь спросить маршрут – значило посвятить его в тайну», – и проч.

Письмо твое, привезенное Потоцким, я повез тотчас сам к графу Александру Христофоровичу. Не было дома; сказали, что в театре французском. Я туда, нашел его в ложе одного, – государь еще не бывал; я отдал графу пакет в собственные руки. Он, тут же распечатав, к люстре подошел, чтобы читать. «У чертова Воронцова, – сказал он, – такие мерзкие чернила, что нет возможности читать его при свечах, надобно отложить на потом», – велел тебе кланяться и благодарить. Сказывал он также, что фельдъегерь, приехавший из Петербурга, жаловался на лошадей, что из Черной Грязи или Подсолнечной (что не одно и то же) ехал пять часов; сомневаюсь в первой версии: слишком бы плохо.

Я, не ожидая записки от графа Александра Христофоровича, которую он обещал и которую до сих пор не имею, отправил в ту же минуту Цуцкина на тракт исследовать строжайше; вчера послал Цуцкину подтверждение еще, завтра его ожидаю. Правда, что избиты и замучены лошади, ибо были морозы без снега, бойко и тяжело ездить, но все не резон: курьерские должны быть отборные. Все это меня немало тревожит, но Бог поможет все устроить. Меня тем более пугает это, что государь был столь милостив и мне не изволил даже заикнуться.