Братва: Век свободы не видать - [80]

— Цыпа, ты вконец оборзел! — заявил я, продирая глаза. — Где опять горит? Ой, простите, Рафаил Вазгенович, я еще не свыкся с мыслью, что не в Екатеринбурге нахожусь, а в Одессе. Что случилось, уважаемый? И как вы сюда попали?

— Ровным счетом ничего, — усмехнулся сосед. — Уже восемь часов. Утренние лучи самые полезные — не пекут, а нежно ласкают кожу. Идемте на пляж. Народа там пока что не сильно густо. Надо успеть хорошие места занять, поближе к воде. А попал к вам совсем просто — через общую лоджию. На всех дверях шпингалеты и крючки отсутствуют. Наверное, для удобства уборщицы.

— Ладушки. А где Роман Борисович? Он разве с нами не идет? — Я встряхнул головой, приводя выпрямленные сном мозги в рабочее извилистое состояние.

— Наш сосед — большой оригинал, — пренебрежительно скривил пухлые губы Рафаил. — Никогда не загорает и не купается. По крайней мере, я ни разу не видел. Так вы идете?

— Само собой. Пора принимать цивилизованный загорелый облик, — я рывком поднялся с кровати и по-военному быстро экипировался в свои модные шорты до колен и сетчатую футболку цвета беж. Перекинув через плечо длинное махровое полотенце, подмигнул близкому родственнику Гаргантюа. — Полностью готов к труду и обороне! А к славному черноморскому отдыху — и подавно!

На пляже и правда было не чересчур многолюдно, хотя у самой воды не только яблоку, но и его огрызку упасть уже негде было. Кто не успел — тот опоздал, ничего не поделаешь. Се ля ви, как любят выражаться на родине палача, отрубившего голову Людовику Шестнадцатому.

Мы с Рафаилом Вазгеновичем устроились в дюжине метров от плещущего прибоем моря, каждый подстелив под себя личное полотенце.

Солнце палило не слишком агрессивно, по-умному приберегая свои основные жгучие залпы на полдень, когда под прицелом окажется наибольшее количество людей-мишеней.

В том печальном факте, что нам не достались лучшие пляжные места, я обнаружил и позитивный момент — на мелководье вовсю резвилась малышня, обдавая друг друга лазурным водопадом брызг, попадавших также и на загорающий поблизости люд. Детишек я, конечно, люблю, но только не тогда, когда они шалят, да еще визжат при этом как потерпевшие.

Я в детстве был серьезным мальчонкой, лирично-вдумчивым, если так можно сказать. Неожиданно, словно в подтверждение данной мысли, мне ярко-зримо и во всех подробностях вспомнился один день, когда я с мамой отдыхал на Черном море. Правда, не в Одессе, а в Сочи. Было это примерно три десятка лет назад…

* * *

Волны с тяжким рокотом обрушивались на галечный берег. Сейчас они были не так сильны, как несколько часов назад: двухдневный четырехбалльный шторм истощил их силы, и продолжали они свою атаку на побережье, наверное, только из врожденного упрямства.

Их союзник ветер, свирепый и самонадеянный в начале шторма, уже выдохся, и оставшихся у него возможностей хватало лишь на пустую злобу.

На круглых плоских гальках, белых от высохшей соли, кое-где виднелись выброшенные морем ракушки. Еще не обсохшие и блестящие, они переливались сказочно-яркими цветами, напоминая летнее деревенское поле, щедро усыпанное дикими растениями.

Я одиноко брел по берегу. Изредка останавливался, подбирая раковины. Но после беглого осмотра разочарованно отбрасывал их в сторону. Мой взгляд снова скользил по галькам в надежде отыскать такую раковину, какую мечталось найти.

Я отчетливо представлял себе эту раковину. В моем воображении она была необыкновенно большой — в две ладони, с бледно-розовыми отливами и узкими кривыми впадинами по краям, вся шероховатая, с тонкими золотыми прожилками. Уже в тогдашние свои восемь лет я был романтичен, просто спасу нет.

После шторма я всегда приходил сюда с призрачной, как мне сейчас уже казалось, надеждой найти эту чудо-раковину.

Утомленный бесконечными напрасными поисками, я пошел домой, гадая, когда снова будет шторм. Через четыре дня у мамы кончался отпуск, и мы возвращались в родной Свердловск. Уже и билеты на самолет куплены.

Благодаря недавнему ливню город блестел чистотой и опрятностью. Свежий воздух, очищенный от пыли, буквально пропитался соленой морской влагой. Лица у прохожих были оживленно-веселые. Люди устали от постоянного зноя, приносящего в курортный город сонливую расслабленность, и были рады прохладному освежающему воздуху, который возвращал их из полусонного состояния к деятельно-энергичной жизни.

Мне нравились «умытые» улицы, но сегодня я не обращал на них внимания, перед моими глазами стояла раковина, ставшая казаться уже несбыточной фантазией.

Дома меня встретила улыбающаяся мама:

— Женик, пройди к себе в комнату, там тебя дожидается маленький сюрприз, — глаза ее почему-то весело смеялись.

«Наверно, как обычно, коробка шоколадных конфет», — вздохнув, предположил я и направился в смежную комнату.

На журнальном столике у окна я увидел коробку конфет, а рядом… Я невольно замер, боясь поверить чуду — рядом с «Птичьим молоком» лежала крупная морская раковина, точно такая, какую я мечтал иметь. Я осторожно подошел к столику, натурально опасаясь, что она растает в воздухе. Слегка притронулся к раковине — она не исчезла. Я услышал позади себя приглушенный смех. Быстро обернувшись, увидел маму и тут же бросился к ней, благодарно прижавшись к ее теплому животу. Мама потрепала меня по вечно непослушным вихрам и чмокнула в лоб. Я еще не в силах был задавать вопросы. Поняв это, мама, уже не сдерживая смеха, стала объяснять: