Братство волка - [72]

Глава 16

Усталость и недосыпание, а также отчаянная решимость отражались на бледном лице Фронсака. Когда шевалье поджег ветки, они вмиг загорелись и высокое пламя заполыхало, взметнувшись ввысь.

В нескольких шагах от него стоял маркиз, молчаливый, облаченный в траурную одежду, пришедший почтить память человека, которого сейчас кремировали. Тома провел с ним столько времени в поездках и разделил так много наполненных молчанием минут, что, несмотря на их непохожесть и разное мировосприятие, он ощущал какое-то духовное родство. Тома казался более бледным, чем Грегуар; его раненая рука висела на перевязи, но лицо маркиза было искажено скорее от душевной боли, нежели от физической.

В отдалении от них сбились в кучку молчаливые слуги; вокруг лошади Мани сгрудились конюхи, которые бережно сняли с седла тело хозяина. Позади слуг стояла еще одна группа людей. Это были друзья маркиза, которые посчитали своим долгом прийти сюда, хотя и не понимали, было ли горе их друга настоящим или же он просто поддерживал в беде своего гостя. Днем все в округе уже знали, что шевалье де Фронсак, его смуглолицый друг из Нового Света и Тома д'Апше встретились в схватке со Зверем и сильно его ранили. Знали и то, что молодой маркиз вернулся домой с перевязанной рукой, ведя за собой лошадь, на которой лежал мертвый индеец.

Эту прощальную церемонию маркиз устроил по просьбе Грегуара, предоставив место для кремации и позаботившись о том, чтобы в северный дворик замка, выходящий на каменистые уступы гор, привезли дрова.

Осмотрев раненую руку Тома, локоть и плечо, сломанную ключицу, а также глубокие порезы, покрывшие конечность до самого плеча, Грегуар был поражен. Он не переставал удивляться, как молодой человек смог проехать в таком состоянии до того места, где они нашли тело Мани, а потом обратно в замок, ведя за собой лошадь с телом индейца Шевалье лично занялся складыванием поленьев на открытой каменистой площадке, отказавшись от помощи отданных в его распоряжение слуг, а потом сам зажег огонь.

Он смотрел, как горит тело Мани, и чувствовал пронзительную боль, от которой сжималось сердце.

Когда Грегуар обратился к людям, собравшимся у ритуального огня, его голос зазвучал довольно громко, но он не срывался на крик. Просто шевалье старался, чтобы его слышали все присутствующие. Слова Грегуара летели, словно на крыльях, взмывая в небо вместе с дымом погребального костра. Он говорил о Мани из племени могикан, о его народе, название которого означало «волк», о последних его представителях, завоеванных голландцами сто дет тому назад, о том, как они постепенно лишились своих земель и осели маленькой группой в Стокбридже. С печальной улыбкой Грегуар рассказывал о могиканах, которые много знали о волках, и о том, что сам Мани верил в то, что был волком. Он поведал, как однажды Мани подарил ему свою дружбу и с щедростью поделился бесценными знаниями с простым художником, рисующим животных, пришедшим из дальних земель, что находятся на противоположном берегу самого большого из океанов. Грегуар говорил о том, как Мани слушал его истории о Франции и помогал ему и его товарищам в битве, которую они вели против англичан, а особенно против их союзников ирокезов. Грегуар рассказал, как Мани неоднократно спасал ему жизнь и решил плыть вместе с ним, когда шевалье пришло время возвращаться домой, на другой берег. Побежденный, всеми покинутый, преданный вождями своей земли, которые позволили англичанам и французам опустошить ее так же, как они это сделали в Индии и на Караибских островах, Мани поплыл вместе с ним, заключил союз с волками, которых несправедливо обвинили в ужасных злодеяниях, и стал бороться со Зверем. Теперь Мани умер, но его жизнь не прошла даром. В конце своей речи, окинув присутствующих тяжелым взглядом, Грегуар де Фронсак заявил, что тот, кто взял жизнь у Мани, скоро потеряет свою в отплату за совершенное преступление.

Немногие из тех, кто пришел посмотреть на прощальную церемонию, остались здесь допоздна. Когда в темноте ночи Грегуар отбросил крупные недогоревшие куски дерева и стал собирать пепел, рядом с ним стояли только старый маркиз, Тома и двое слуг. Клод Алоиз д'Апше, который почти весь день молчал, дал Грегуару сундучок, принадлежавший ранее его матери, в который шевалье начал ссыпать пепел, оставшийся от могиканина.

Сгустившиеся сумерки медленно опускались на землю. Печальный день подошел к концу, и Грегуар вздохнул, оставшись наедине со своей скорбью. Однако в этот момент от группы местной знати отделился один из мужчин и приблизился к шевалье. Не говоря ни слова, он ожидал, когда Грегуар, все еще стоявший на коленях, поднимет голову и повернется в его сторону.

– Мои соболезнования, шевалье, – с печалью произнес аббат Сардис.

Грегуар побледнел, но не произнес ни слова, продолжая собирать пепел. Несмотря на внутреннюю дрожь, движения его рук были бережными и точными. Внезапно его пальцы наткнулись на твердый предмет, и, когда налетел ветер и стряхнул с него остатки золы, стало видно, что это серебряный шарик, деформированный и оплавившийся. Грегуар едва не зарычал от охватившего его гнева, но сумел сдержать себя.