Братство проигравших - [24]

Спустя несколько лет мне вновь довелось побывать в Праге. В телефонной книге я нашел номер Эстер. Набрав, я услышал мужской голос. Я попросил мою бывшую подругу; когда она подошла, я сказал, что хочу ее видеть.

Мы встретились в кафе Арко. Эстер изменилась мало, она совсем не постарела, но, к моему удивлению, была накрашена. Она сказала, что живет с другом, вот уже несколько лет. Мне же хотелось узнать, насколько ей удалось осуществить ее намерение. Она не понимала, о чем я, и тогда я напомнил ей обстоятельства, при которых мы расстались. Она засомневалась, потом сказала: "Я уже не помню точно, но, по-моему, вышла какая-то ссора, в результате которой я осталась, а ты уехал. Так жаль, но теперь уже все хорошо. Я живу на Летне, вблизи парка, и преподаю английский".

И я понял, что единственное прошлое, которое ей удалось стереть, было нашим совместным, и что воссозданная ею жизнь была всего лишь жизнь без меня. Мы сидели в душном кафе, пока горячий воск завтрашнего дня не обжег нам пальцы, пока он не застыл, запечатав наш вечер. Но придет время (так я думаю), когда кто-то более смелый, чем Эстер и я, возьмет и сломает печать.

Розовое небо. Синие горы на том берегу (у самой воды вспыхивает огонек). Лиловая вода озера. Темно-зеленые купы деревьев поднимаются к нашему дому.

Если подойти к другому окну, видишь ярко-золотую полосу заката между темными стволами сосен. Брат держит в руке зеркальце и ловит солнечный луч. Когда я подхожу, он поворачивается и направляет солнечного зайчика мне прямо в сердце. Я смотрю на его лицо: оно искривлено.

Брат собирает никому не нужные предметы и ставит их на подоконник. Пустую катушку для ниток он называет французской королевой, спичечную коробку - ее тюрьмой, гребень для волос с выломанными зубьями - гильотиной. Конверт ему - корабль, старая монета - пушечное ядро.

Когда его лицо принимает обычное равнодушное выражение, я прошу: "Покажите, что вы сегодня нарисовали". Он протягивает мне пестрый листок.

Кто-то в короне сидит под часами с кукушкой, в одной руке - скипетр, в другой - гигантская держава. У императора белое лицо, глаза обведены черными кругами. Над его макушкой - то ли шапка, то ли ореол с крестом. Тело с мощными руками покрыто шерстью, и шерстью же поросли стены. Белая держава обведена красной каймою, а скипетр пронзает весь рисунок из верхнего правого угла в левый нижний. Зеленые и фиолетовые бутылки с белым горлышком стоят в узком шкафу. На нем еще помещаются женские сапожки на каблуке; рядом с ними присела птица с желтой головой и красным телом. Расческа и зеркальце повисли в воздухе. Под кушеткой стоит ночной горшок. В самых неожиданных местах ползут, одна за другой, улитки.

Я смотрю на размах маятника, и мне кажется, я слышу, как идут эти часы. Потом прислушиваюсь: действительно, бой часов доносится из города. Но он далекий, тихий, мелодичный. Совсем не резкий и страшный, какой должен быть бы бой этих часов.

Скоро должно распасться братство проигравших. Я еще не знаю, каким образом это произойдет. Может быть, приедет некий человек и захочет стать членом братства. Но это будет совсем другой человек. Он нарушит гармонию братства, и те тонкие нити, что связывают его членов, порвутся. Может быть, этот другой человек будет женщиной среднего возраста, которая считает себя медиумом и едет на восток, потому что исповедует в эклектичном виде все восточные учения сразу. Кто-то соблазнится ее рассказом про великих учителей снежной горной цепи, кто-то высмеет их, и тогда поверивший уйдет в горы, чтобы найти доказательства сверхъестественной теории, и не вернется. А возможно, другим человеком окажется полный мужчина с высоким голосом, мужчина, который любит поднимать к небу указательный палец и цитировать изречения в самый неподходящий момент. Никто не сможет понять, почему он разрушит братство проигравших, которое ему так нравилось. Еще братство может распасться от внешнего толчка. Природа, болезнь, политика, увольнение, наконец. В любом случае, такое братство не может существовать долго. Его распад предречен уже самим названием: братство проигравших. В сплоченности, как известно, победа, проигравшие разъединяются.

Я вспомнил про Кассиана: он не участвовал в игре. Наверное, это звучит слишком жестко или слишком обидно (или, может быть, я вспомнил сейчас о его неучастии из-за того, что он уехал от меня), но, тем не менее, это так. Под игрой я подразумеваю не что-то искусственное, а любые человеческие отношения. Если кто-то при встрече заключает меня в дружеские объятия, а я холодно протягиваю ему руку, значит, я не играю по его правилам. Или если он мне вежливо протягивает руку, а я запанибратски хлопаю его по плечу, я опять-таки не участвую в его игре, не принимаю, в этом случае, дистанции. Конечно, я никогда так не делаю, ведь это один из простейших способов обидеть человека. Наоборот, я пытаюсь уловить тот тон, который он желает установить при встрече со мной, и перенимаю его. По отношению к Кассиану я был другом. Стучась в его квартиру, я ожидал, что он встретит меня с улыбкой. Иногда так и было, а порой он здоровался со мной так, как будто нас только вчера представили друг другу. Он называл меня "старина", и я называл его "старина", но не всегда: один раз он, услышав "старина", смерил меня таким взглядом, который давал понять, что, мол, я слишком много себе позволил. Поэтому наша дружба с Кассианом, дружба, столь меня окрылившая, все-таки протекала в постоянной моей неуверенности. Не было координат, по которым я мог определить мое положение в его пространстве.