Братство охотников за книгами - [35]

Задремавший было отец Поль подскочил на стуле и чуть не свалился на пол. В зал ворвался огромного роста парень с лицом, испещренным шрамами. Левый его глаз был закрыт кожаной повязкой. Одноглазый гигант обогнул стол, приблизился к самому пожилому из присутствующих — худому человеку в бежевом с синими полосами одеянии и что-то прошептал ему на ухо. Тот выслушал слова парня внимательно, но лицо его осталось невозмутимым. Он что-то кратко ответил, — и, хотя сказанное им никто не расслышал, было понятно, что он отдал приказ. Великан слушал его, стоя навытяжку по-военному, и вышел так же стремительно, как и появился. Человек в одежде патриция соблаговолил наконец сообщить присутствующим причину столь странного вторжения. Гамлиэль тут же перевел.

— Мамелюки окружили площадь.

— Нас предал цыган! — завопил Колен.

Отец Поль, похоже, был удивлен. Как Джануш сумел обмануть бдительность монгола, который лично вывел его из города? Толстый монах с упреком взглянул на Гамлиэля: раввин уверял его в преданности цыгана. Вот уже несколько десятков лет его племя стояло табором возле ворот Цфата. Цыгане тоже ненавидели мамелюков, поскольку те дурно с ними обращались. Эта новость расстроила Франсуа и Колена: они успели подружиться с Джанушем.

*

Слепой старик вздрогнул и прислушался. Снаружи раздались торопливые шаги, словно кто-то, крадучись, перебегал площадь. За ставнями лавки прозвучал тихий шепот:

— Айша. Айша?

Молодая женщина застыла на месте, не в силах пошевелиться. Она искоса взглянула на антиквара. Старик медленно выдвинул ящик стола и достал кинжал. Айша, словно обезумев, рванулась к двери, открыла защелку и, выскочив наружу, столкнулась с изумленным мамелюком, который только что произнес ее имя. Появившись из полумрака, между разведчиком и молодой рабыней встал Сулейман.

— Это здесь, здесь! — плача повторяла Айша.

Сулейман вошел в лавку. Его воины принялись саблями разбивать вдребезги большие фарфоровые вазы и крушить мебель, низко пригибаясь, чтобы их не задела стрела или не настиг удар ножа. Они сражались с танцующими тенями греческих статуй, фаянсовыми драконами, гасконскими доспехами. Некоторые от страха бросались на пол. Когда же они подняли головы, то увидели лишь собственные отражения в индийских и туринских зеркалах. В тот момент, когда один из мамелюков алебардой собирался вспороть брюхо чучелу крокодила, Сулейман дал наконец приказ прекратить штурм. Забившаяся в угол Айша облегченно вздохнула: в лавке не было ни единой живой души, старик исчез.

Стражники обшарили лавку снизу доверху, простучали все перегородки, проверили все щели: нет ли люка, ведущего в подвал, нет ли рычага, открывающего дверь в потайной проход, — и ничего не обнаружили. Разъяренный неудачей Сулейман отхлестал Айшу по щекам. Та бормотала, что это какое-то колдовство, показывала пальцем на толстую стену со шпалерой, клялась, будто своими глазами видела, как отец Поль и его люди проходили сквозь нее подобно призракам. Воины сорвали ковер со стены, яростно набросились на нее и принялись рубить саблями, но лезвия оставляли на скале лишь неглубокие отметины. Всю свою ярость Сулейман обрушил на Айшу. Разве за этой стеной могли находиться коридор или галерея? Это же крутой склон скалы, что возвышается над Кедроном.

Мамелюки торопливо собрали украшения и серебро, бросая все вперемешку в большой мешок, затем подожгли шпалеру. Сулейман вышел первым, крепко держа Айшу за руку. Он осмотрел площадь, ему было не по себе, он словно чувствовал чье-то незримое присутствие.

Пламя разгорелось быстро. В огне корчились и коробились куклы и маски из папье-маше. Какая-то фигурка из воска расплавилась и медленно стекала коричневой слезой по невысокой деревянной подставке. Листы псалтыри тянулись вверх, словно руки в умоляющем жесте. Кипящие пузырьки чернил каплями выступали на пергаменте, скользя сверху вниз по странице, и лопались с еле слышным треском. Из пасти бронзового Пегаса, пустившегося в свой последний галоп, шел пар. По напряженному хребту серо-зеленым потом сочилась патина. В огненной дымке колыхались мускулы, освободившись наконец от металлической сбруи. Морда искривилась в немом ржании. Наконец конь исчез в облаке дыма.

Раздраженный донельзя, Сулейман выкрикнул приказ отступать. К большой досаде своего разведчика, Айшу он оставил на пепелище, она ему больше была не нужна. Ей пришлось повиноваться, чтобы пощадили Мусу, а не то Сулейман грозился посадить его на кол. Кусочки ткани, которые она цепляла на ветки или засовывала в щели между кирпичами домов, привели мамелюков сюда, подтверждая тем самым подозрения кади. Ей оставили жизнь, чтобы сбить с толку противника, прежде всего Вийона.

Мамелюки углубились в улочки, примыкавшие к площади. Они вскочили на своих лошадей и галопом поскакали на восток, по направлению к Кедронской долине, это был единственно возможный путь отхода.

Миновав пустую площадь, Айша подошла к разоренной лавке. Склонившись над раскаленными углями, она что-то высматривала среди дымящегося мусора. Кто-то осторожно взял ее за руку и повел за собой, но она, похоже, ничего не чувствовала. Через несколько шагов ее отпустили, она неуверенно остановилась. Было темно. Монгол зажег свечу и пошел впереди, показывая дорогу.