Братство охотников за книгами - [21]

Прервав размышления, он приветливо и чуть насмешливо улыбнулся, как умеют улыбаться раввины. Нисколько не успокоенный его мнимым добродушием, Колен насупился, зато Франсуа оценил этот знак сердечности. Он даже не предполагал, что исход разговора решит его судьбу: Иерусалим либо откроет двери, либо решительно запрет их на засов прямо перед его носом.

— Внедрение новых идей — дело долгое. Порой для этого необходимо времени больше, чем длится одно правление.

— Каковое — я имею в виду правление — весьма непрочно, если держится только на острие меча, — заметил Франсуа. — Религия ежедневно показывает нам, как можно управлять одной лишь силой слова.

— И верой. Отсюда и сомнения, которые мы посеяли в душах христианских правителей. Наши недавние публикации напомнили им, что Давид, Соломон или Александр получили свою власть от Бога, а не от священников. Мы выжидали благоприятный момент, чтобы вытащить на свет старинные труды, посвященные этой теме.

— Выходит, вы так близко принимаете к сердцу судьбу наших владык?

— Не ближе, чем ты.

— А судьбу евреев?

— Да, но она зависит от владык.

Гамлиэль указал на чашу со свитками пергамента.

— Это всё рукописи из Афин, копии, сделанные одним из наших еще при жизни Сократа. Когда его приговорили выпить чашу с цикутой, кто, по-твоему, позаботился о том, чтобы сберечь его слова?

— Разве не Платон?

— Платон не был переписчиком. Он весьма вольно обращался с идеями учителя. Но оказывается, гораздо раньше некий человек получил из Иерусалима приказ повсюду следовать за Сократом и присутствовать на всех публичных дискуссиях, которые тот вел прямо на улицах. И сделанные им записи хранились в наших тайниках. Никто, кроме нас, не знает их содержания.

— И чего же ты ждешь, чтобы их опубликовать?

— Знака, указания. Например, знака дружбы от Козимо Медичи. Или возьмем ваш приезд сюда — возможно, это не случайность, а предзнаменование. Сократа выгнали из города, совсем как евреев. От невежества. Но город может учиться, достаточно преподать ему хороший урок.

Вийона смутила угроза в последней фразе и надменная улыбка на губах раввина. Он сам, строптивый и мятежный, тоже умел так улыбаться. Отвернувшись к окну, Франсуа рассматривал смоковницу во дворе, ее густую верхушку в ореоле лунного свечения. Сквозь черные ветки струились потоки серебристого света. Пробираясь между листьями и плодами, они обвивали ствол до самых корней, подобно рептилиям. Вийону вспомнился змий на древе познания. Это сделка с Сатаной? Ходят слухи о заговоре евреев, стремящихся завладеть миром. Нет дыма без огня. Они распяли Христа. Они пьют кровь младенцев. Эти обвинения, произнесенные шепотом на ухо или во весь голос провозглашенные на площадях, стучали ему в виски, как волны, остервенело бьющиеся о скалистый берег. Загадочное поведение раввина только подтверждает эти слухи. А Колен и вовсе убежден, что намерения еврея еще коварнее, чем кажутся. В приглушенном свете медного светильника приветливое лицо талмудиста казалось спокойным и безмятежным. На стене за его спиной мерцал какой-то серебряный щит с гравированными знаками, похожими на те, что Вийон видел на гербе Медичи. Гамлиэль проследил за взглядом Франсуа.

— Это печать моей академии. Ты найдешь такую на всех книгах из Цфата.

— А еще в тайной библиотеке самой могущественной итальянской династии!

— Печать указывает, откуда родом книга, не более того.

Колен резко поднялся.

— И подтверждает, что одно из самых благородных семейств христианского мира вступило в союз с раввином?

— Союз — слишком громко сказано, мэтр Колен. Скорее, просто взаимные услуги. Подумай сам. Во Флоренции, как и в Цфате, древнееврейские и еретические сочинения находятся в опасности. Где их можно надежно спрятать?

Равви Гамлиэль полюбовался изумленной физиономией Колена.

— Ну да, в католическом монастыре. В самом сердце Галилеи.

— Епископ Парижский не допустил бы…

— Гийом Шартье допускает все, что его устраивает. Он использует все средства. Если ваша миссия потерпит неудачу, он вновь будет договариваться с папой.

— А если у нас получится?

Гамлиэль посмотрел прямо в глаза Колену, затем Франсуа.

— Тогда силам, которые много веков управляют вашей жизнью, будет нанесен смертельный удар.

Вийону трудно было поверить в пророчество раввина. Наставления Сократа не убедили Афины. Как могли они угрожать Риму? Энтузиазм по поводу древних мудрецов периодически возвращается, но это мимолетная мода. А догма несокрушима. Несколько старых рукописей, даже призывающих к мятежу, ничего не изменят. Однако Гамлиэль, похоже, не сомневался в своей правоте.

— Иерусалим не впервые проводит кампанию такого размаха.

Напрасно Вийон напрягал память, он не мог сообразить, что имеет в виду равви Гамлиэль. Какие еще действия, могущие нанести удар по Риму, направлялись из Иудеи? Как бы то ни было, раввин намекал, что Медичи имеют намерения, далеко выходящие за пределы их нынешних финансовых или политических интересов, — своего рода высшую цель, идеал. Выходит, их тайное сотрудничество с Иерусалимом не ограничивается желанием подорвать авторитет папского престола. Однако сокровенные мечты сильных мира сего не слишком заботили Вийона. Его любопытство возбуждали скорее намерения раввина. И опасности, которым он подвергнется, если согласится вступить в союз с Людовиком XI. После массового изгнания евреев по указу Филиппа Красивого во Франции их практически не осталось. Насчитывалось несколько сотен в Эльзасе и Дофине. Зато в Конта-Венессене и в Провансе процветающая и благоденствующая община пользовалась неизменным покровительством папского легата. Выступление против Рима подставило бы папских евреев под серьезный удар. Однако Гамлиэль, похоже, вовсе не был обеспокоен судьбой своих единоверцев. От гнета Церкви он намеревался освободить именно христиан. Освободить любой ценой. Хотя надежды на благополучный исход почти не было, многие европейские правители уже вели с ним переговоры. Осталось понять, чего хочет от них он сам, талмудист из маленького галилейского городка.