Братик - [14]
Когда влетел обратно домой, самодеятельность с дивана была уже убрана, а Шурка ждал меня на скамеечке в прихожей. Еще, кажется, даже не успев разглядеть в моей руке торт, вскочил, бросился ко мне, прижался к груди.
– Прости, Шур, - шепнул я ему в волосы, обнимая братяньку одной рукой. - Я перед тобой виноват. Но ты прости меня, Шурок. С днем рожденья тебя!
Он поднял на меня мокрое лицо, лишь на мгновение глянул мне в глаза и окончательно разревелся.
– Я испугался… испугался, что ты ушел… на совсем. Ты так убежал, Стася. Я испугался…
Позабыв о торте и не переставая одной рукой обнимать Шурку, я кое-как вытряхнулся из куртки, спинал с себя ботинки и увлек своего Засморкашку в комнату. Там усадил его на кровать, сам опустился перед ним на корточки, сжал в ладонях холодные маленькие ручки.
– Шурка, я знаю, что ты сердишься. Знаю, тебе кажется, я тебя совсем забыл, но, я тебе обещаю, это скоро закончится. Еще пару месяцев, и мы сможем с тобой ни в чем себе не отказывать. Я нас с тобой, считай, на много лет обеспечу и такую базу нам создам на будущее, ты поверь мне. Я тебя в любой институт после школы пропихнуть смогу. В какой захочешь! Помнишь, ты говорил, что юристом хочешь быть? Будешь юристом. Ну, не плачь так. Что, не хочешь? Не хочешь братку своего потом из тюрьмы вытаскивать? Боже! Да, тише ты. Тише, я же шучу. Я же не всерьез. Юристом, врачом, поэтом - мне ж без разницы. Я тебе все куплю!
– С тобой, - пролепетал Шурка, протягивая ко мне обе руки и за голову привлекая меня к своему животу.
– Хорошо, понял, - мягко посмеялся я из теплой близости его тела. - Закончу с делами, буду полностью в твоем распоряжении.
– Обещаешь? - теперь он смотрел мне в глаза, требовательно, жадно.
– Обещаю.
– Правда?
– Правда.
– Серьезно?
– Серьезнее некуда. Хватит, Шур. Все.
Эра абсолютного безвременья. День -0,27
Трескотня будильника пинком выкинула меня из сна, Шуркиных объятий и кровати.
Я его теперь со школой не трахаю. В смысле, когда хочет, тогда пускай и ходит. Уже взрослый мальчик, и мозги на месте - в состоянии сам решить, когда надо ходить, а когда и забить можно.
На кухне отвратительно свежий уже с утра Саха поглощал «Трюфель».
– Не налегай так активно, - мрачно сообщил ему я. - Фигуру испортишь.
– А тебя это каким боком заботит? - явно наслаждаясь моим состоянием утреннего мрака ухмыльнулся он. - У меня работа нервная, я легко худею.
– Твое счастье, - я поднял с плиты кофеварку (Саха всегда сам варит себе кофе: он растворимого не признает), глотнул со дна ядреную темную муть.
– Когда закончишь там извращаться, - в спину мне заявил Саха, - изволь обратить свое высокое внимание на присутствующих здесь смертных.
Повернувшись я угрюмо уставился на него заплывшими от несправедливо рано оборванного сна глазами.
– Ну?
– Через две недели мы с Аней уезжаем в Турцию. Отдыхать, - невозмутимо сообщил он мне. - На двадцать дней.
Сначала я даже онемел в прекрасном праведном гневе. Только через пару минут тяжелой паузы нашел в себе силу выдавить сквозь залепивший гортань комок ненависти:
– Ах ты ж сволочь!
Он равнодушно передернул острыми надменными плечами.
– Моя часть работы в общем проекте все равно уже сделана. Останусь я здесь или уеду - для вас от этого мало что измениться.
– Ага, конечно, - я поспешил охладиться, нырнув в недра холодильника за колбасой. - Только если мы погорим, ты у нас один выйдешь сухим из воды.
– Завидуй молча, - Саха был пуленепробиваем.
Что ж, мы не рыбы, рыбы не мы. Не силком же его здесь держать.
Придется видимо уступить.
Тем более, что до завершения проекта осталось совсем немного.
Эра абсолютного безвременья. День - 0,21
Перестали укладываться в график. Гоняю их, как сидоровых коз, а толку - шиш.
Не нравится мне все это. Ох, как не нравится.
На мой собственный бЈздей Шурок подарил мне одну из своих старых замызганных и замусоленных книжек с фантастикой.
Не пойму, то ли это он мне таким образом решил все же выразить свое «фэ» по поводу того, что я тогда забыл про его день Р, то ли, наоборот, самое дорогое для меня от сердца оторвал?
В непонятках я.
Но…
Не до этого сейчас.
Совсем не до этого…
Эра абсолютного безвременья. День - 0,18
Все. Жопа.
Мы точно не укладываемся в график.
Черт.
Черт, черт, черт!
Эра абсолютного безвременья. День - 0,15
У нас ночуют Татарин со Степаном. Это шоферы.
Машины с грузом томятся через дорогу, за сквером. Сегодня они должны быть у меня на виду.
На сковородке скворчит-жарится картошка. Маленький и сутулый Татарин умело орудует в ней шумовкой. Он молчун, но соображает быстро и в точку, так что хоть я Степана и дольше знаю, в их тандеме он старший. Степан более… замедленный. Пока поймет, чего надо делать… зато потом прет как танк, ничем его не остановишь. Он воблу чистит.
Вот сделаем ужин - хоть пожрем. От Шурки-то ни фига не дождешься. Он и так весь из себя разобиделся, что я своих привел. Ушел - слова не сказал. Только и слышно, как за стенкой пальцы по клавиатуре щелкают. Злится он, видите ли, гаденыш. Можно подумать, это вообще его квартира, а мы с Сахой у него как сироты бездомные из милости живем. Да еще и гостей таскаем.
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.