Братец жук - [3]
Я ощущал под ногами древность земли и спящие в ее недрах цивилизации. Где-то в глубине скрывались золотые тельцы, украшения храмовых жриц любви, изваяния Ваала и Астарты. Здесь пророки предрекали катастрофы. Из соседней гавани Иона отправился в Фарсис вместо предначертанной ему провидением Ниневии.[7] Днем эти события удаляются, но по ночам прошлое снова проступает наружу. Я слышал перешептывания призраков. Тревожно вскрикнула вспугнутая птица. Обезумев от страсти, бились об уличные фонари мотыльки.
Никакие былые измены не осквернили той преданности, которую я ощутил в руке Доши. Она повела меня по лестнице какого-то дома. Ее квартира в самом деле ютилась прямо на крыше. Стоило ей отворить дверь, как мне в нос ударила волна зноя, смешанного с запахами краски и примусного спирта.
Единственная комната служила и студией, и спальней, и кухней. Доша не стала зажигать свет. Прошлое приучило нас обоих раздеваться и одеваться в темноте. Она отодвинула жалюзи, и ночь осветила комнату отблеском улиц и звезд. К стене была прислонена картина. Я понимал, что в свете дня ее причудливые линии и цвета были бы мне безразличны, но сейчас она чем-то притягивала меня. Мы молча поцеловались.
После нескольких лет жизни в Соединенных Штатах я успел забыть, что бывают квартиры без ванной. У Доши в комнате был только умывальник, а уборная находилась прямо на крыше. Доша открыла стеклянную дверь на крышу и показала, куда идти. Я хотел зажечь свет, но не мог нащупать ни выключателя, ни шнурка. В темноте рука наткнулась на крючок с нанизанными на него обрывками газеты. На обратном пути я сквозь стекло двери увидел, что Доша включила лампу.
Внезапно на стекле появился мужской силуэт. Высокий, широкоплечий. Я услышал голоса и моментально понял, в чем дело. Вернулся сумасшедший любовник. Я был не на шутку испуган, и в то же время с трудом сдерживал смех: мои вещи остались в комнате, я вышел голым.
Бежать было некуда — ни одного примыкающего вплотную здания. Да если б мне и удалось слезть с крыши четырехэтажного дома на улицу, не мог же я вернуться в гостиницу нагишом. Мне пришло на ум, что Доша, быть может, успела спрятать мою одежду, заслышав на лестнице шаги этого типа. Но он в любую минуту мог выйти на крышу. Я принялся оглядываться, ища хоть какое-нибудь укрытие. Пусто. Я встал за стенкой уборной. Может, не заметит. Но сколько я тут смогу простоять? Через несколько часов рассветет.
Я припал к стенке, точно загнанный зверь в ожидании охотничьего выстрела. Прохладный бриз с моря смешивался с исходившим от крыши жаром. Я трясся и с трудом сдерживался, чтобы не стучать зубами. Было ясно, что единственный возможный путь — спуск по балконам, но, взглянув, я понял, что не смогу добраться даже до ближайшего. А прыгну — так не только ногу, но и голову, чего доброго, сломаю. Кроме того, у меня были все шансы попасть в полицию или сумасшедший дом. Страх не мешал мне чувствовать нелепость ситуации. Из-за стеклянной двери до меня доносилось хихиканье. Конечно же, они смеются над моим злосчастным свиданием в тель-авивском кафе. Я взмолился Богу, против которого столько грешил: "Отче, смилуйся! Не дай погибнуть так глупо!", и поклялся пожертвовать изрядную сумму на бедных, если только выберусь из этой западни.
Надо мной простирался космос со всеми своими солнцами, планетами, кометами, туманностями, астероидами, бесчисленными и необычно близкими звездами и кто-знает-какими-силами и духами — то ли сам Господь, то ли порождение его существа. Мне показалось, что в пристальном взгляде, устремленном на меня из круговерти вселенского полночного веселья, сквозило легкое сочувствие. Словно распростертая надо мной бездна говорила: "Подожди, сын человеческий, мы знаем, в какой переплет ты попал. Надо пораскинуть мозгами!"
Долго я стоял и всматривался в небо и мешанину домов, составляющих Тель-Авив. Сквозь охватившую город пелену сна стали постепенно прорываться то случайный звук, то собачий лай, то человеческий голос. Мне почудилось даже, что я слышу прибой и какой-то колокольчик. А насекомые, оказывается, ночью не спят. То и дело пролетали мимо некие существа, кто с одной парой крыльев, кто — с двумя. У моих ног ползал громадный жук — останавливался, поворачивал в сторону, будто заблудился на этой странной крыше. Никогда дотоле я так не ощущал свое родство с насекомыми. Я разделил их судьбу. Никто из нас не знал, где родился и почему должен умереть. "Братец жук, — пробормотал я, — что им всем от нас надо?" Меня переполнял почти религиозный экстаз. Я стоял на неведомой крыше, на той земле, которую Бог вернул спасшейся от уничтожения части своего народа. Я обнаружил, что нахожусь в беспредельном пространстве с мириадами галактик между двумя вечностями — отошедшей в прошлое и грядущей. А может быть, ничто не ушло навсегда, и все, что было или даже будет, просто раскручивается во вселенной подобно бесконечному свитку. Я просил прощения у своих родителей, где бы они ни были — против них я восстал когда-то и сейчас я позорил их. Я испрашивал Божьего прощения. Ведь вместо того, чтобы вернуться в обетованную Им землю и посвятить себя изучению Торы и исполнению заповедей, я устремился за погрязшей в суете искусства блудницей. "Помоги мне, Господи!" — отчаянно взывал я.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».