Браки по расчету - [77]

— Ты хорошая, — вежливо и невыразительно сказал он; потом, взглянув на часы, поднял бровь. — А теперь я вас покину, у меня важное собрание, придется вам, мои дамы, обойтись сегодня без меня!

Как предписывала книга «Der gute Ton», он слегка скомкал салфетку, лежавшую у него на колене, и бросил ее на стол. Валентина и Лиза использовали свои салфетки по многу раз, сворачивая их после еды и всовывая в серебряные кольца, украшенные их сложными вензелями, но Борн всякий раз требовал чистой салфетки. То было одно из проявлений его элегантной светскости.

— Сегодня — учредительное собрание «Общества славянской взаимности», — прибавил он, доверительно понизив голос, многозначительно кивая и заговорщически щуря глаз, словно хотел сказать: то-то новость, то-то радость, верно?

— Но ведь по средам, когда у нас салон, ты всегда остаешься дома! — жалобно воскликнула Лиза.

Ей казалось, что маменька смотрит на нее укоризненно, будто это она виновата, что муж уходит.

— Обычно остаюсь, — сказал Борн, снова вынимая часы, хотя всего несколько секунд назад смотрел на них. — Но сегодня не могу, очень важное собрание. Зато я побуду с вами завтра, а уж послезавтра — наверняка.

Он поцеловал жену в левый висок, в то место, где начинаются волосы, и, вежливо простившись с тещей, вышел бодрой походкой, можно сказать — весело, чуть слышно поскрипывая новыми лакированными туфлями.

— Н-да, эдак у вас детей не будет, это уж ясно, — сухо заметила Валентина и встала, чтобы убрать со стола. — Да где же опять эта Фанинька, крест мой?! Интересно, за что мы девке платим, когда ее день-деньской не видно! — Последние слова уже относились к служанке.

Лиза осталась за столом, и слезы, душившие ее почти весь ужин, теперь хлынули ручьем.

— Вот так всегда, — злобно шептала она побелевшими губами, — вечно он что-то там устраивает. Пусть-ка теперь Баби мне скажет, кто виноват! Полчаса она мне пела, что я должна быть с ним ласкова, идти ему навстречу, а какой от всего этого толк, когда он без конца что-то где-то устраивает и учреждает? В один вечер — салон и собрание, что же это за жизнь? Неужели я для того замуж выходила, чтоб все одной да одной сидеть? Неужели так уж ему надо все затевать, все ходить куда-то? Я уж и забыла, как это — сидеть дома с мужем, разговаривать… И это семейная жизнь! Спасибо за такую семейную жизнь!

— Тихо, не скули, все это говори ему, не мне, — перебила ее Валентина, приложив ухо к двери в прихожую. — Он еще не ушел, ищет что-то в спальне, — Валентина понизила голос до шепота. — Беги скорей к нему, уговори никуда не ходить, пусть с тобой побудет! Да нос утри, мужчины терпеть не могут зареванных баб. Да поживее, не теряй времени, а то опять убежит! — торопила она, подталкивая падчерицу мелкими тумаками в спину. — Ох, боже милый, во что ты душу вложил!

Муж, без сюртука, с засученными до локтей рукавами рубашки, стоял перед умывальником, на мраморной доске которого пестрел ряд флакончиков и баночек с мазями и духами, в большинстве своем — лепта Борна в семейное устройство; после свадьбы Лиза поражалась многочисленности и разнообразию этих туалетных средств, без которых не мог обойтись венский щеголь. Борн мыл руки превосходным французским мылом марки «Сувенир», изделие фирмы «Олорон и К°», чьим генеральным представителем во всей Чехии он и являлся. Стоячая люстра с большим, граненого стекла, шаром помещалась сзади, а так как стоял Борн левым боком к двери, то Лиза, входя, увидела как бы порхание каких-то искорок вокруг его головы, наподобие светлячков.

— Хорошо, что пришла, а то я никак не найду новый галстук, знаешь, серый такой, с черной полоской, — сказал Борн.

Лиза хотела было ответить, что сейчас спросит у маменьки, да вовремя вспомнила, что кузина Баби сегодня, когда сидела с нею, держала этот галстук в руках. Кузина нашла его брошенным на кушетке, наполовину скрытым под яркой подушечкой, и повесила на вешалку за занавеской, но, конечно, прежде отчитала Лизу за неряшливость и безделье, наговорила, что кабы не Валентина, так Лиза погибла бы, сгнила бы в собственной грязи, и ничего-то она не поднимет, не уберет, не положит на место, только и знает валяться да вздыхать. Это был мучительно-противный аккомпанемент к головной боли, но теперь эта неприятность помогла Лизе.

— Где ему быть? На месте, конечно, — ответила она мужу с торжествующей уверенностью в голосе, и не успел Борн оглянуться, как Лиза уже стояла перед ним с галстуком в руках. И пока он вытирал руки английским махровым полотенцем — которые он тоже ввел в обиход, — Лиза собралась с духом и, опустив глаза и повернувшись к окну, произнесла без выражения:

— Останься со мной, не ходи сегодня никуда!

— Что? — Борн так удивился, что не сразу поверил своим ушам.

Молодая жена повторила свою просьбу, а он ответил вопросом: как это она себе представляет? Или она не знает, или он не говорил ей, что его ждут на учре-ди-тельном собрании общества, чье историческое значение несомненно? Для малой славянской нации, — продолжал он свои разъяснения, протирая лицо ваткой, смоченной одеколоном, — не может быть более здравой и спасительной идеи, чем идея панславянства. Осуществление этой идеи, достижение искренней и всесторонней взаимопомощи славянских народов сделает горстку отверженных, какими мы являемся ныне, великой державой.