Браки по расчету - [7]

В первом томе пенталогии еще не доиграна та политическая шахматная партия, в которой фигурами служат народы, а игровым полем — территории государств. Тем, кто ведет эту большую и дорогостоящую игру, поначалу кажется, что они едва ли не единолично вершат судьбами мира. И для того чтобы решить участь отдельного человека, достаточно росчерка пера. Автор, противопоставляя прусского короля Вильгельма, Бисмарка и Мольтке австрийскому императору Францу-Иосифу I и его бездарному окружению, внешне поддается этой иллюзии, в первую очередь выделяя их личные качества, которые и в самом деле нельзя сбрасывать со счета. Но постепенно нам становится ясным, что исход борьбы зависит от многочисленных и сложных факторов, в том числе и от поведения каждого рядового ее участника. Изображение австрийского императорского двора и особенно описание битвы у Садовой выдает в Неффе внимательного читателя и ученика Льва Толстого.

В романе «Браки по расчету» есть еще один неназванный персонаж. Это сама Прага. В первых книгах Неффа вырисовывались контуры чешской столицы 20—30-х годов нашего века. Многоэтажные универмаги, банки, пассажи, бары, буржуазные особняки и городские виллы, тесные квартирки чиновников. Лишь изредка в его поле зрения попадали убогие кварталы, населенные беднотой. В «Тринадцатой комнате» и «Марии и садовнике» Нефф открыл для себя Прагу XVII–XVIII столетий — островок Кампу. От Малой Страны, лежащей под пражским Градом, его отделяет узкий рукав Влтавы — Чертовка. Дома вдоль нижнего устья Чертовки принято называть пражской Венецией. Вода подступает к ним вплотную. Только вместо гондол здесь пользуются простыми рыбачьими лодками. Когда с каменного Карлова моста, украшенного барочными статуями, спускаешься по боковой лестнице на Кампу, сразу оказываешься среди мещанской идиллии. Небольшие дома с черепичными крышами, тихие, полусонные улочки, сады. А за ними величественный купол собора св. Микулаша и утопающие в зелени дворцы аристократической знати. Это та Прага, какой застали ее Моцарт и Бетховен, Суворов и Шатобриан… В пенталогии Прага изменяется на наших глазах. Рушатся городские укрепления. Былые окраины становятся центром. Грюндерская буржуазия строит тяжеловесные безвкусные дома и торговые здания в стиле столь быстро устаревшего модерна. Вырастают рабочие предместья. Прага прошлого превращается в Прагу настоящего. И сам процесс этого превращения включается в динамику сюжета. Мартин Недобыл, купивший за бесценок земли, некогда лежавшие вне городской черты Праги, оказывается владельцем значительной части целого района новой застройки — Жижкова. У границ своих владений он возводит огромный дом-крепость и мечтает сделать будущий Жижков местом жительства богачей. Но пенталогия Неффа — это трагикомическая эпопея несбывшихся ожиданий чешской буржуазии. И на землях Мартина Недобыла возникает самый пролетарский район Праги, в чем есть и внутренний символический смысл. Чешская буржуазия, завоевав «место под солнцем», надеялась утвердить свое господство навечно, но оказалась лишь временным хозяином страны, породив собственного могильщика — пролетария.

Эту мысль писатель раскрывает и в судьбах основных героев. Перед нами пройдут три поколения Недобылов, Борнов и Пецольдов. И повествование о них будет историей постепенного вырождения чешской буржуазии и одновременно историей роста и политической закалки чешского пролетариата.

В книге «Перед прилавком и за прилавком» есть статья, которая называется «Три поколения шефов». «В наших краях, — писал в ней Нефф, — мы сталкиваемся с удивительным, но неумолимым фактом: торговое предприятие выдерживает здесь власть лишь трех, самое большее четырех поколений шефов. Первый шеф основывает фирму и приводит ее к процветанию. Его сыну недостает отцовского размаха, и при нем дело уже не растет, а только удерживается на том же уровне. Но не расти в торговом мире означает почти то же, что угасать. Поэтому в конце владычества шефа, представляющего второе поколение, все начинают говорить о том, что в дело нужно было бы впрыснуть немного молодой крови. Эту молодую кровь предоставит в достаточном количестве шеф из третьего поколения. Но бог ведает почему, старый организм, после того как в него влили молодую кровь, начинает беситься и, как говорится, выкидывать коленца, наподобие того омоложенного старика из известного анекдота, который решил покачаться на люстре. Омоложенная фирма еще выдерживает некоторое время, часто и несколько десятилетий, в зависимости от того, насколько сильным был ее корень, а затем погибает… Поэтому мы не ошибемся, если будем различать всего три категории шефов: шефов, основывающих дело, шефов, поддерживающих его существование, и шефов, его погребающих».

С некоторыми вариантами то же самое происходит и в пенталогии Неффа. Только опасные трещины здесь появляются раньше и упадок наступает быстрее. Деятельности Мартина Недобыла и Яна Борна в какой-то мере еще свойственно созидательное начало. И это до известной степени является их историческим оправданием. Но присущая им творческая жилка находится в противоречии с самим характером и целью их деятельности. В буржуазном обществе, как с иронией заметил Нефф, «люди носят цель своей жизни в кошельке и в чековой книжке». Однако ни кошелек, ни чековую книжку нельзя унести в могилу. И шефы первого поколения обращают все свои надежды на продолжателей рода. Но их наследники искалечены воспитанием, отравлены ядом паразитизма, лишены практической хватки «грюндеров». Они способны лишь весело расточать богатства, накопленные трудом, жестокостью и обманом. И только единицам из них удается порвать с этой гнилостной средой, порвать со своим классом.