Браки по расчету - [5]

Пражанину не нужна уэллсовская «машина времени». Он живет одновременно в нескольких столетиях, и, чтобы представить картины прошлого, ему нужно лишь быть человеком не лишенным воображения. Ведь когда вы видите, как с наступлением сумерек узкие и кривые улочки того исторического района Праги, который так и называется Старым Городом (Старе Место) обходит человек с длинным шестом на плече и поочередно зажигает каждый фонарь в отдельности, вам не трудно узнать в нем выходца из минувшего века — фонарщика. Вы заходите в маленький третьеразрядный ресторанчик «У трех страусов» за Карловым мостом и узнаете, что всего каких-нибудь пятьсот лет назад вашим сотрапезником мог быть король Вацлав IV. А профессора Пражского университета и сейчас во время торжественных актов в своих красных шапочках с четырьмя острыми углами и черных мантиях напоминают магистров эпохи Яна Гуса. И все это не музейные реликвии, а факты и приметы повседневного быта. Не удивительно поэтому, что за каждой стеной родного города Владимир Нефф чувствовал молчаливое присутствие истории.

Чехия — маленькая страна с великим прошлым. В IX веке здесь начинали свою проповедническую деятельность древнейшие просветители славянства, создатели славянской письменности Кирилл и Мефодий; в XIV веке чешский король Карл IV, став императором Священной Римской империи, сделал Прагу одним из самых богатых и красивых городов Европы; в начале XV века гуситская революция в Чехии потрясла устои европейского феодализма и послужила началом Реформации; чехом был один из основоположников научной педагогики Ян Амос Коменский, при дворе чешских королей жили Франческо Петрарка, Тихо де Браге, Кеплер. Все это факты общеизвестные. Но мало кто помнит и сознает сейчас, что было такое время, когда Чехия не только исчезла с карт Европы как независимое государство, но и находилась под угрозой полного онемечения. После поражения чешских протестантов под Белой горой в 1620 году преследование чешского языка и культуры в стране, оказавшейся во власти австрийских Габсбургов и воинствующих католических орденов, приобрело такие масштабы, что чехов могла постигнуть участь полабских славян, стертых в результате германизации с лица земли. Когда «отец» современного славяноведения Иозеф Добровский, сам научившийся языку своих предков лишь в гимназические годы, издал по-немецки «Историю чешского языка и литературы» (1792), он высказал в ней глубокое сомнение в самой возможности возрождения чешского языка как языка художественной литературы и культурного общения образованной части общества. «Золотым веком» чешской литературы, но его мнению, был XVI век, эпоха чешского гуманизма, подобного расцвета чешская литература уже не достигнет, ибо чешская интеллигенция говорит по-немецки, а на чешском языке издаются лишь книги для простонародья. Но произошло «чешское чудо». В течение полустолетия возникла новая чешская литература, новая чешская культура, новый чешский литературный язык. Французский историк Эрнест Дени, автор книги «Возрождение Чехии» (1922), писал об этом именно как о чуде, совершенном горсткой ученых и литераторов-энтузиастов, которые своей верой и своей деятельностью воскресили целую нацию. Только марксистская историография раскрыла подлинные причины этого чуда. Возрождение Чехии было связано с крахом феодализма, с развитием буржуазных экономических отношений, с широким проникновением в среду образованных людей выходцев из народных низов и массовым притоком в города сельского населения, сохранившего верность родной речи. Чешское Возрождение было буржуазным и в то же время глубоко народным. Этот двойственный его характер особенно наглядно проявился во время революции 1848 года. Пражское восстание в июне 1848 года показало, что у чешской буржуазии, с одной стороны, и у чешского пролетариата, крестьянства, радикально-демократической интеллигенции, с другой, — разные цели. Восстание в Праге и крестьянские волнения были подавлены, чему в немалой степени способствовала трусливая, предательская политика чешской буржуазии. Наступил десятилетний период так называемой «баховской реакции» — свое название он получил по имени имперского министра юстиции и внутренних дел в 1848–1859 годах Александра Баха, — «время заживо погребенных», время полицейских репрессий, бюрократического произвола, цензурных запретов. В последние годы этого периода и начинается действие романа «Браки по расчету».

Из исторических событий того десятилетия, которое охватывает первый том пенталогии, Нефф избирает немногие, по наиболее значительные. Война Австрии с Сардинией и Францией и австро-прусская война 1866 года, исход которой решила битва у Садовой, послужили наглядным доказательством внутренней слабости габсбургской монархии. Австрийское правительство было вынуждено пойти на уступки правящим классам Венгрии. Возникает двуединая Австро-Венгерская монархия, в которой славянские земли остаются на положении бесправных колоний. Между тем в результате промышленного переворота 50—60-х годов Чехия и Моравия становятся самыми развитыми в экономическом отношении частями империи. Бурное строительство железных дорог, в частности, открытие дороги Прага — Пльзень, красноречиво свидетельствовало о наступлении новой капиталистической эры и неизбежном крушении старых полуфеодальных порядков. Владимиру Неффу удалось правдиво показать, как сложное переплетение факторов внешних и внутренних, политических и социальных дает толчок чешскому национально-освободительному движению и вместе с тем ведет к его расколу. Для чешской буржуазии, рвущейся к политической власти, — это прежде всего форма конкурентной борьбы с буржуазией других наций. Для трудящихся масс — это прежде всего борьба за свои социальные права. В противовес буржуазной историографии писатель подчеркивает, что и в этот период, когда для Чехии на первом плане, казалось бы, стоял национальный вопрос, классовые интересы и в поведении целых социальных слоев и групп, и в поведении отдельных людей преобладали над интересами национальными. Вместе с тем мы убеждаемся, насколько запутанным был тот узел национальных и социальных противоречий, который предстояло разрубить чешскому народу.