Браки по расчету - [8]

Если родовая история Недобылов и Борнов — это фарс о несбывшихся надеждах, то повествование о потомках Методея Пецольда — это эпопея веры и свершений. Исторические и географические рамки пенталогии расширяются от тома к тому. «Наследников» Методея Пецольда мы видим среди пионеров чешского социалистического движения в Праге и Вене, в числе участников мощных манифестаций и забастовок, на фронтах республиканской Испании и в антифашистском подполье. Писатель показывает неоднородность пролетариата. Далеко не все потомки Методея Пецольда идут по магистральному историческому пути рабочего класса. Но те, кто вступает на этот путь, действуют все сознательнее и решительнее. В изображении их писатель скуп на детали и немногословен. Он предпочитает язык фактов и поступков. И это придает повествованию драматизм и достоверность. Нефф не скрывает ошибок и слабостей рабочего движения. Зачинателям его Гафнеру и сыну Методея Пецольда Карелу не приходится надеяться на то, что им удастся увидеть торжество своего дела. Это люди исключительные, герои, их жизнь до конца человечна и полнокровна. Сам факт существования рабочего Жижкова, на строительстве которого наживаются Недобылы, залог их конечной победы. И в конце пенталогии внук Методея Пецольда, почти всю жизнь проработавший на Недобылов, от имени народа и рабочей партии заявляет внуку Мартина Недобыла, коллаборанту, который вскоре навсегда покинет родину, что тот больше уже не хозяин своего предприятия.

Владимир Нефф — писатель философского склада. Не случайно в 1948 году он издал популярный «Философский словарь для самообразования, или Антигоргий». Историко-философский характер носит и замысел пенталогии. «Философия истории… — писал Нефф, — не удовлетворяется констатацией того, что было, но хочет постигнуть, как вообще творится история, пытается определить ее этическую ценность, ее смысл и цели, решает проблему человеческого прогресса: существует ли прогресс, в чем он заключается и через какие ступени проходит». Все эти вопросы Нефф ставит в своей эпопее и стремится найти ответы на них. Отсюда обилие философских споров в пенталогии. Большая часть из них происходит в салоне Яна Борна (в «Браках по расчету» таков, например, спор между Дынбиром, Смоликом, Борном, Легатом и Шарлихом). Но из салонов эти споры переносятся на баррикады классовых боев и поля сражений. Философскую идею исторического цикла Владимира Неффа раскрывает название заключительного тома — «Королевский возничий». Один из персонажей романа, немецкий философ Гуго Шенфельд, развивает в своем дневнике платоновское сравнение Разума с Возничим, правящим колесницей, в которую впряжены Вспыльчивость и Желание. Пробуждающийся Разум, этот гордый брат Воли и Чувства, ловит поводья, называемые Причинностью, и украшает себя знаками королевского отличья — жезлом, именуемым Понятием, горностаевой мантией, которая называется Улыбкой, и короной, которую зовут Мечтой. Мировые события XX века — империалистические войны, фашистское варварство — заставляют думать, что Разум, Королевский Возничий, теперь выпустил из рук поводья Причинности и мир несется в пропасть. Победу Советского Союза над фашизмом Владимир Нефф воспринимает как торжество разума и порядка над силами безумия и хаоса, как разрыв железной цепи причин, толкающих человечество к войне, кризису, дегуманизации. Социалистическая система — это воплощение опыта передовых сил человечества, это стремление овладеть закономерностями исторического развития и научиться разумно управлять ими. Королевский Возничий должен вновь занять свое место на колеснице Истории и крепко держать в руках поводья Причинности.

Пенталогия Неффа отличается единством целого и внутренней законченностью частей. Каждый том занимает определенное место в общей композиции цикла. За драматическим спадом следует новый подъем. Из множества персонажей автор выделяет наиболее значительных и делает их центральными героями в одной или нескольких главах. Читатель успевает сжиться с персонажем и заинтересоваться его судьбой. Перед нами эпопея, как бы состоящая из отдельных повестей. Причем каждая такая повесть распадается на ряд драматических эпизодов, так же как в киносценариях Неффа. Писатель сознательно и подчас нарочито использует в построении сюжета диалектическую связь причины и следствия, необходимого и случайного. Но неожиданные повороты в судьбах персонажей, вытекающие из непредвиденных следствий их поступков, — это отнюдь не результат того, что автору доставляют удовольствие увлекательные упражнения на гимнастических снарядах фантазии. Противоречие между намерениями и свершениями обнаруживает внутреннюю противоречивость общественной позиции, поведения и психологии персонажей. Хотя Нефф как бы стоит над своими героями и повествует о них с холодной иронией, читатель постоянно является прямым соучастником событий. Не сливаясь с персонажем и даже не сочувствуя ему, он все сопереживает с ним, и поэтому действие держит его в напряжении. А там, где Нефф рассказывает о героях, заслуживающих подлинной симпатии, ирония сменяется суровой и сдержанной патетикой.