Браки по расчету - [140]
— Кстати, о чешском сейме, — заметил другой красноречивый господин, — не знаю, право, о чем говорилось на этой самой Жижковой горе, пожалуй, что и ни о чем, но я читал их программу, и там буквально написано, что они будут добиваться представительства рабочего класса в сейме. Этого, господа, я не стал бы на вашем месте недооценивать. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что Пецольды не желают больше играть пассивной роли в политике, как было до сих пор, что они требуют слова и хотят участвовать в решении общественных дел. Я думаю, что не ошибусь, назвав дату водворения первого рабочего в политическое отделение Новоместской тюрьмы исторической датой…
В своих спорах они так часто употребляли фамилию Пецольда, что она стала отвлеченным понятием, символом; о Пецольде дискутировали, не давая себе труда даже взглянуть на него, и Пецольд, слушая их, думал с гневом и горечью; да хоть бы черт зашил вам рты, мужики, только и слышишь «Пецольд, Пецольд», а вот с чего Пецольду жить, когда его Недобыл выгонит, это вам — тьфу!
С каждым днем он все глубже впадал в отчаяние, и с каждым днем все недовольнее и нетерпеливее становился и его товарищ по камере, Борн, — по той причине, что красавица его теща, с которой он часто встречался на квартире у тюремщика Хоценского, начала доставлять ему неприятности. Она говорила, что уже не та, что прежде, годы сказываются, что ж поделаешь, она уже старая женщина, все силы уходят на работу в собственном предприятии, и ей уже невмочь присматривать еще и за магазином Борна. Он отвечал шуткой: что это она вдруг в старухи записалась, еще два месяца назад была ведь полна сил, и даже ангел, изгнавший Адама с Евой из рая, не мог бы действовать энергичнее, чем она, прогоняя пана Иозефа! Ах, Валентина просто внушает себе все это, она по-прежнему молода, здорова и красива, как всегда, просто, может быть, простудилась или не выспалась, но это пройдет, это пройдет!
Так утешал ее Борн, но он кривил душой; странно и огорчительно было видеть, как изменилась Валентина за два последних месяца: похудела, посерела лицом, куда девалась ее былая подвижность, ноги у нее отекали, она стала нервной и сердитой.
— Нечего меня уговаривать, я-то лучше знаю, каково мне, — отвечала она на Борновы утешения. — Так что, пока не поздно, сами подумайте, да потом на меня не пеняйте, когда выйдете на свободу и найдете лавку свою вверх тормашками, — я вас предупредила.
Когда же он с обидой сказал, что ведь не по своей воле сидит тут, не для развлечения, и сколько он ни думай, все равно толку никакого — пани Валентина только рукой махнула.
— Вы уж мне-то не говорите, незачем сидеть в тюрьме с простыми преступниками зятю фон Шпехта, члена верхней палаты и министерского советника. Стоит ему пальцем шевельнуть, и вы сегодня же на свободе. Я знаю, что говорю, Еник, я спрашивала адвоката, может ли фон Шпехт что-нибудь для вас сделать, и адвокат сказал, что многое может, если приняться за дело, использовав параграф сто восемьдесят девятый.
— А что же написано в том параграфе? Что зятьев министерских советников и членов верхней палаты нельзя сажать в тюрьму? — спросил Борн.
Валентина или не заметила его иронии, или была до того утомлена и больна, что не сумела рассердиться.
— Нет, — коротко ответила она. — В параграфе этом сказано, что следователь должен прекратить следствие, если получит распоряжение сверху. Я точно не помню, спросите-ка адвоката, уж он вам скажет по-юридическому, но смысл параграфа примерно тот, что я вам говорю. Достаточно написать Шпехту или, еще лучше, сестре, но вы не станете писать, я-то вас знаю, вы желаете пострадать за народ, мучеником желаете стать, но только, скажу вам, народу-то с высокого дерева плевать, что пан Борн вбил себе в голову томиться за решеткой — а то, что заплачете вы над своими доходами, это наверное вам говорю. Да, не забыть бы: велела я в вашей лавке большой Ausverkauf учинить.
— Распродажу? Чего распродажу? — обеспокоенно спросил Борн.
— Товаров, закупленных паном Иозефом, — ответила Валентина. — У пана-то Иозефа и другие грешки на совести оказались, не одни Пороховые башни, Еничек; парень рвал, где мог. К примеру, табакерки в виде египетских мумий. Никто их не покупал, потому как известно, что мумия это труп, а кто же потащит труп к себе в квартиру. Этих мумий нашла я на чердаке чуть ли не три тысячи штук. Или ловушки для тараканов. Ваша лавка слишком благородная, покупатели стесняются покупать такой артикул у Борна. Или кофейники, от которых кофе приобретает металлический привкус, их пан Иозеф закупал как сумасшедший. Я взяла да цены на все эти артикулы спустила на четверть, склады расчистились, но убыток большой, добрых шесть с половиной тысяч гульденов. Я вам это все рассказываю, чтоб не дивились, когда вернетесь. Только возвращайтесь поскорее, потому как я, право слово, не могу больше, ей-богу, едва на ногах держусь. Да, не забыть бы, Еничек: домохозяева-то плату повысили, теперь уж за лавку вашу требуют две тысячи в год. Я им говорю, стыд и позор повышать аренду, как раз когда пан Борн страдает за родину, а они в ответ, мол, не просили мы пана Борна страдать за родину, а как кончит страдать, пусть снимает себе магазин в другом месте, коли ему здесь не нравится. Я им говорю, что с их стороны это чистое бесстыдство, коли они хотят выжить пана Борна, после того как он тут свое заведение поднял и покупатели уже привыкли ходить в такую даль, в самый конец Коловратова проспекта; сказала я им, что пока не явился Борн, то лавка пустовала, да еще припомнила им того кондитера, который у них повесился, а они сказали, что пан Борн довольно ославил их своими славянскими надписями и что с тех пор, как Борн открыл в их доме свой магазин, они попали в списки неблагонадежных. Так мы ни к чему и не пришли, стало быть, Еничек, вы уж сами решайте, что и как.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Трилогия Владимира Неффа (1909—1983) — известного чешского писателя — историко-приключенческие романы, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с элементами фантастики. Главный герой трилогии — Петр Кукань, наделенный всеми мыслимыми качествами: здоровьем, умом, красотой, смелостью, успехом у женщин.Роман «У королев не бывает ног» (1973) — первая книга о приключениях Куканя. Действие происходит в конце XVI — начале XVII века в правление Рудольфа II в Чехии и Италии.
Трилогия Владимира Неффа (1909—1983) — известного чешского писателя — историко-приключенческие романы, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с элементами фантастики. Главный герой трилогии — Петр Кукань, наделенный всеми мыслимыми качествами: здоровьем, умом, красотой, смелостью, успехом у женщин.«Прекрасная чародейка» (1979) завершает похождения Петра Куканя. Действие романа происходит во время тридцатилетней войны (1618—1648). Кукань становится узником замка на острове Иф.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.