Брак по-американски - [6]

Мама пересела на диван и положила куклу на подушку. Со мной словно бэд-трип случился, настолько кукла была похожа на меня (по крайней мере, на мои детские фотографии). Будто смотришься в заколдованное зеркало: в Оливии я увидел ту шестнадцатилетнюю девушку, которая очень рано стала матерью, но была со своим ребенком нежной, как весенний день.

– Я могу купить ее у тебя?

– Нет, – сказал я. Меня распирала гордость. – Мам, это спецзаказ. Десять штук, обделано гладко, сделку заключил ваш покорный слуга.

– Разумеется, – сказала мама, закрывая лицо куклы одеялом, словно саваном. – Да и зачем такой старухе кукла.

– Забирайте, – сказала Селестия.

Я смерил ее взглядом, который Селестия называла взглядом малолетнего дельца. Дедлайн был не просто строгим – он был написан черным по белому и закреплен подписями в трех экземплярах. Перенос дат не предусмотрен.

Даже не глядя на меня, Селестия сказала:

– Я сделаю еще одну.

– Нет, не надо. Не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы. Просто он так похож на новорожденного Роя.

Я потянулся, чтобы забрать у нее куклу, только она не спешила ее отдавать, а Селестия не спешила мне помочь. Стоит кому-то только похвалить ее работу, она тут же уши развесит и тает. Над этим нам тоже придется поработать, если мы всерьез собираемся заняться бизнесом.

– Оставьте себе, – сказала Селестия, будто и не было трех месяцев, которые она потратила на эту куклу. – Я для мэра сделаю еще.

Теперь Оливия перемешала ионы.

– Ой, мэр. Прошу прощения! – она отдала мне куклу. – Несите скорей назад в машину, пока я ее не испачкала. А то еще выставите мне счет на десять тысяч.

– Я совсем не это имела в виду, – Селестия виновато на меня посмотрела.

– Мама, – сказал я.

– Оливия, – сказал Рой-старший.

– Миссис Гамильтон, – сказала Селестия.

– Пора за стол, – сказала мама. – Надеюсь, вас устроит батат с листьями горчицы.

Мы ужинали не в полной тишине, но никто особенно ни о чем не разговаривал. Оливия так разозлилась, что испортила холодный чай. Я сделал большой глоток, предвкушая мягкое послевкусие тростникового сахара, и закашлялся, почувствовав резкий вкус поваренной соли. Вскоре со стены упал мой школьный аттестат, по стеклу пробежала трещина. Снова знаки? Может быть. Но я разрывался между двумя женщинами, которыми безгранично дорожил, и не думал о посланиях свыше. Не подумайте, я умею вести себя правильно в сложной ситуации. Любой мужчина знает, как сделать так, что его хватит на всех. Но мама и Селестия раскололи меня надвое. Оливия выносила меня и воспитала во мне мужчину, которым я стал. А Селестия вела меня в будущее, открывала передо мной сияющую дверь на следующий уровень.

На десерт мама сделала мой любимый пирог с орехами и корицей, но мне кусок в горло не лез из-за этой ссоры с куклой за десять штук. Тем не менее я выстоял и съел две порции: всем известно, если хочешь окончательно довести южанку до белого каления, просто откажись есть ее еду. Поэтому мы с Селестией уминали пирог, словно беженцы, хотя пообещали друг другу есть меньше сладкого.

Когда убрали со стола, Рой-старший сказал:

– Ну, перенесем ваши вещи из машины?

– Нет, старик, – мой голос был тоньше, чем корж в мамином торте. – Я нам забронировал комнату в «Сосновом лесу».

– Ты что, пойдешь спать в эту дыру, а не к себе домой? – спросила Оливия.

– Хочу отвести Селестию туда, откуда все началось.

– Но это можно сделать и здесь.

Но, по правде говоря, нет. Мои родители любят переиначивать прошлое, а эту историю нужно было рассказывать по-другому. Мы были в браке уже год, и Селестия должна была наконец узнать, за кого она вышла замуж.

– Это ты так захотела? – спросила мама у Селестии.

– Нет, что вы. Я бы с удовольствием осталась у вас.

– Это я так решил, – сказал я, хотя Селестия радовалась, что мы ночуем в гостинице. Она говорила, что ей всегда не по себе, когда мы спим в одной кровати в доме моих родителей, хотя мы состоим в законном браке и все такое. Когда мы ночевали здесь в прошлый раз, она надела ночную рубашку как из XIX века, хотя обычно спала обнаженной.

– Но я уже приготовила вам комнату, – сказала Оливия, вдруг повернувшись к Селестии. Женщины взглянули друг другу в глаза так, как мужчины в жизни друг на друга не посмотрят. На мгновение они оказались в комнате одни. Когда Селестия обернулась ко мне, она была странно напугана.

– Рой, как ты думаешь?

– Вернемся утром, мам. Как раз к медовому печенью.

Сколько времени у нас ушло на сборы перед уходом? Возможно, так всегда бывает, когда смотришь в прошлое, но все, кроме меня, медлили, словно набили карманы камнями. Когда мы, наконец, подошли к двери, папа передал Селестии укутанную куклу.

– Раскрой его слегка, – сказала мама, отогнув одеяло, и рыжее закатное солнце снова зажгло нимб.

– Оставьте себе, – сказала Селестия. – Ну, правда.

– Она для мэра, – сказала Оливия. – А мне ты можешь сделать еще одну.

– А еще лучше – настоящего внука, – вставил Рой-старший и обвел своей большой рукой невидимый круглый живот. Его смех рассеял липкие чары, которыми нас приковало к дому, и мы смогли уехать.

Селестия растаяла, как только мы оказались в машине. Злые силы или нервы, мучившие ее, исчезли, когда мы выехали на шоссе. Она опустила голову между колен, чтобы расплести французскую косу, и распушила убранные волосы. Потом она выпрямилась и снова стала собой: вернулись копна волос и озорная улыбка.