Брак по-американски - [4]
Она поддерживала меня, а я поддерживал ее. В прошлом, когда мужчины работали, чтобы жены сидели дома, их называли «кормильцами». Рой-старший очень стремился стать кормильцем, чтобы Оливия сидела дома, но у него не вышло. Отчасти для него, а может быть, и для себя самого я пропадал на работе, чтобы Селестия оставалась дома и шила кукол – в этом заключалось ее творчество. Я скорее за мраморные скульптуры музейного уровня и утонченные карандашные рисунки, но куклы доступны даже широкой публике. Я представлял себе линейку матерчатых кукол, которых мы станем продавать оптом – таких можно посадить на полку или просто обнять покрепче. У нее будут и первоклассные работы на заказ, и произведения искусства, за которые станут платить пятизначные суммы. Но имя она себе заработает именно на ходовых куклах – так я ей сказал. И оказался прав.
Знаю, что все это уже быльем поросло и на чудный сад совсем не тянет, но, честно говоря, мне нужно рассказать все с самого начала. Мы были женаты год с небольшим, но это был хороший год. Даже она с этим спорить не станет.
Метеорит врезался в нашу жизнь в День труда[10]. Мы поехали к моим родителям в Ило на выходные. Решили доехать на машине, мне такие поездки нравились больше. По работе часто приходилось летать – тогда я работал торговым представителем в издательстве учебной литературы, которое специализировалось на пособиях по математике (хотя максимум, что я мог – умножать в уме до двенадцати). Дела у меня шли в гору: продавать-то я умел. За неделю до нашей поездки я заключил неплохой контракт на поставку учебников с нашей альма-матер, и все шло к подписанию еще одного, с Госуниверситетом Джорджии. До магната далековато, но я надеялся на премию, которой хватило бы, чтобы начать разговор о покупке нового дома. Вообще-то, меня полностью устраивала и наша нынешняя обитель – крепкий и просторный одноэтажный дом в тихом районе. Просто его нам на свадьбу подарили ее родители, Селестия в этом доме выросла, и они его передали своей единственной дочери – и только ей. Так белые обычно делают, дают детям опору, очень по-американски. Но мне хотелось вешать шляпу на крючок, под которым бы значилось мое имя.
Вот что было у меня на уме, но не в душе, пока мы ехали в Ило. Ссора в годовщину осталась позади, в наши отношения вернулся прежний ритм. Олдскульный хип-хоп долбился в колонки нашей «Хонды Аккорд» – машина для семьи с детьми, но у нас задние сиденья пока пустовали.
Шесть часов спустя я включил поворотник и свернул к выезду 163. Когда мы съехали на двухполосную дорогу, я почувствовал, что Селестия как-то переменилась. Она ссутулила плечи и грызла кончики волос.
– Что случилось? – спросил я, убавив громкость величайшего хип-хоп-альбома в истории.
– Просто переживаю.
– Из-за чего?
– Знаешь, такое чувство, будто я духовку забыла выключить.
Я вернул громкость до уровня где-то между долбежкой и грохотом.
– Ну позвони Андре.
Селестия теребила ремень, будто он слишком натирал ей шею.
– Я рядом с твоими родителями всегда чувствую себя неуверенно.
– С моими?
Людей проще, чем Оливия и Рой, просто не найти. А вот родителей Селестии действительно открытыми не назовешь. Ее отец был невысокий пижон, ростом от горшка два вершка, с копной волос не хуже, чем у Фредерика Дугласа[11], которую разделял надвое косой пробор. Вдобавок ко всему он был еще и какой-то гениальный изобретатель. А ее мать работала в сфере образования, но была не учителем и даже не директором, а помощником инспектора школьного округа. А, забыл сказать, ее отец лет десять-двенадцать назад напал на золотую жилу, когда изобрел соединение, которое замедляет образование осадка в апельсиновом соке. Эту конфетку он продал крупной корпорации, и с тех пор на их семью без конца льется денежный дождь. Так что этих людей действительно удивить сложно. По сравнению с ними Оливия и Рой – это просто подарок.
– Да они тебя любят, – сказал я.
– Нет, любят они тебя.
– А я люблю тебя, и поэтому тебя они тоже любят. Просто же, как дважды два.
Селестия смотрела в окно, мимо проносились тонкие сосны.
– Мне тревожно, Рой. Поедем домой.
Моя жена склонна драматизировать. Но она как-то странно запиналась, и я понял, что она боится.
– Что с тобой?
– Не знаю. Давай вернемся?
– Но что я маме-то скажу? Ты же знаешь, она уже вовсю ужин готовит.
– Свали все на меня. Скажи, я во всем виновата.
Когда вспоминаешь об этом, кажется, что смотришь ужастик, и просто диву даешься, почему же герои так настойчиво игнорируют знаки опасности. Ведь когда чей-то призрачный голос говорит тебе «беги», надо бежать. Но в реальной жизни ты никогда не поймешь, что оказался в фильме ужасов. Ты скорее подумаешь, что твоя жена просто накручивает. Будешь втайне надеяться, что она беременна, потому что именно ребенок привяжет ее к тебе накрепко и отрежет ей пути отступления.
