Брак как произведение искусства - [3]

Ю.К.: Я думаю, сексуальность понималась как протест против нормы, и, вероятно, это было необходимо в обществе, в котором над людьми довлели религиозные и пуританские запреты. Тогда как сегодня много говорится об уходе в себя и о возвращении к норме. Это несомненный регресс и проявление консерватизма. Но также и осознание того, чем был сексуальный протест. У него имелся смысл — свобода. Но в то же время он был бессмыслен, доказательство тому — разрушение зачастую себя самого и другого. В отношениях между мужчиной и женщиной может существовать «внешнее» по отношению к сексуальным и чувственным отношениям, в которых присутствует уважение к телу и чувствам основного партнера. Верность заключается именно в этом. А не в том, чтобы никогда не расставаться и быть единственными друг для друга.

Ф.С.: Можно к этому добавить слово «доверие»? У Вивана Денона есть прекрасное выражение, которое меня глубоко поразило: «Люби меня, то есть не подозревай меня».

Ю.К.: Подвох в выражении «Люби меня, то есть не подозревай меня» состоит в том, что оно означает: «Будь моей мамой» или «Будь моим папой» — речь идет об идеализированных «матери» и «отце». Во многих парах, называющих себя верными и прямо-таки воплощающих собой верность, прочно установились детско-родительские отношения. Для людей нашего поколения, которые иначе строят свои любовные отношения, подобная игра представляется невыносимой. Однако следует признать, что у неверности тоже немало отрицательных сторон. Как ни крути, а это испытание. Иногда она причиняет боль и влечет за собой смерть. Но она же может стать поводом для шуток.

Ф.С.: Должен сказать, что верность — это своего рода обоюдное детство, форма невинности. Ведь, по сути, мы дети. Переставая ими быть, мы становимся неверными. Все остальное — встречи, страстные чувства, — на мой взгляд, не столь важно. Истинная неверность состоит в затвердевании отношений в паре, в косности, когда серьезность превращается во враждебность. Это прежде всего духовная измена. Кстати говоря, я против любой прозрачности. Например, я отрицательно отношусь к договору, заключенному между Сартром и Бовуар. Я — за тайну.

Ю.К.: Чувство верности берет свое начало в детстве, в потребности в безопасности. Лично я получила в детстве гарантии верности. Это придало мне большую уверенность. В молодости мне приходилось страдать от сексуальной неверности, но не могу сказать, что я воспринимала это как измену. На самом деле, мне кажется, что мне невозможно изменить. Или, если угодно, измена по большому счету меня не трогает. Хотя, в отличие от тебя, Филипп, я не считаю, что тайну можно сохранить. Рано или поздно все становится известно.

Ф.С.: Я говорил об идеологии прозрачности у некоторых семейных пар.

Ю.К.: Необходимо внести ясность: у мужчин и женщин не одинаковые эмоциональные и сексуальные интересы. Они по-разному испытывают сексуальное наслаждение, у них разные отношения с властью, обществом, детьми. Мы — пара, образованная двумя чужестранцами. Наши национальные различия еще больше подчеркивают очевидный факт, который зачастую мы отказываемся признавать, — мужчина и женщина по отношению друг к другу чужестранцы. Между тем, пара, которая приемлет свободу двух чужестранцев, может стать настоящим полем битвы. Отсюда вытекает необходимость в гармонизации. Верность — это некое подобие гармонизации иностранности. Гармония возвращается, если вы позволяете другому быть таким же чужаком, каким являетесь вы сами. Фальшивые звуки превращаются в элементы симфонии.

«Н.О.»: Являлась ли допустимость связей на стороне условием вашего союза, или обстоятельства сложились так, что однажды вы нарушили клятву верности, которую дают друг другу юные влюбленные?

Ю.К.: Мы никогда не давали друг другу такой клятвы.

Ф.С.: Мы встретились уже не в столь юном возрасте. Юлии было двадцать пять, мне — тридцать. Вскоре после этого случились майские события 1968 года — период усиленного экспериментирования в духовной и телесной сферах. В ту пору не существовало контрактов. Свобода била ключом.

Ю.К.: В конце 1960-х годов, на которые приходится наша молодость, в любовных отношениях царила такая свобода, что так называемая неверность не воспринималась в качестве таковой. Теперь мы живем в иную эпоху, когда безработица, сокращение протестов, боязнь СПИДа приводят к тому, что семье и верности вновь отводится главенствующее место.

Ф.С.: История движется, как маятник. Эпохи открытости сменяются эпохами закрытости. Изменчивая свобода XVIII века, за которой последовал Террор, затем Реставрация. Пертурбации 1920–1940 годов, и вдруг — лозунг «Работа. Семья. Родина». Важные положительные изменения во второй половине 1960-х годов, а потом пятнадцать лет апатии, сползания назад и, наконец, возврат к прошлому, обусловленный беспокойством и депрессией.

Ю.К.: Действительно, в наше время потребность в безопасности стоит на первом плане, а экономическая самостоятельность крайне ограничена. Мы не можем себе позволить иметь анархическую точку зрения на неверность без малейшей психической безопасности. И, разумеется, без малейшей финансовой независимости. Однако женщины, несмотря на все приложенные усилия, пока еще ею не обладают.