«Наукоучение» Фихте как апофеоз самости
Трактат «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии» был опубликован Фихте в 1801 г., спустя два года после его вынужденной отставки с поста профессора Йенского университета, вызванной обвинениями в атеизме. Скандал принял такой масштаб, что Фихте, получив строгий выговор от властей и не увидев значимой поддержки со стороны коллег, вынужден был перебраться в Берлин – оплот немецкого романтизма. К моменту выхода «Ясного, как солнце…» у Фихте уже сложилось целостное представление о собственной философской системе, которое он последовательно изложил в серии трактатов: «О понятии наукоучения, или так называемой философии» (1794), «Основа общего наукоучения» (1795), «Очерк особенностей наукоучения по отношению к теоретической способности» (1795), «Первое введение в наукоучение» (1797) и «Второе введение в наукоучение, для читателей, уже имеющих философскую систему» (1797).
Трактат «Ясное, как солнце…» разительно отличается от предыдущих сочинений Фихте как по форме, так и по содержанию, представляя собой популярное изложение основ его философской системы. Данное сочинение ориентировано на широкую публику и имеет целью разъяснить основы фихтеанского проекта наукоучения в простой и понятной неподготовленному читателю форме. Популярный стиль трактата, в котором автор использует ряд приемов, не характерных для философских работ того времени, вроде диалога с воображаемым читателем, ничуть не умаляет его ценности как философского произведения: желая быть предельно ясным, Фихте нисколько не снижает градус философской мысли, не столько подлаживаясь под широкую аудиторию, сколько воспитывая в своих читателях вкус к внимательному чтению.
Помимо непосредственного рассмотрения основ философской системы, немало внимания в «Ясном, как солнце…» уделяется обсуждению сути и причин разногласий Фихте с многочисленными оппонентами. Стоит учесть, что данное произведение было написано в непростой для Фихте период, отягощенный многочисленными разногласиями с бывшими коллегами и последователями. Этим объясняется наличие в трактате множества провокационных высказываний в адрес бывших коллег, а также несколько заносчивая позиция автора, утверждающего свой интеллектуальный проект в качестве своего рода «могильщика» предыдущих философских систем. В результате, реакция на «Ясное, как солнце…» среди бывших коллег и учеников Фихте была скорее негативной. Так в «Энциклопедии философских наук» Гегель сетует, что в своем трактате Фихте, надевший маску проницательного читателя, «…высказывает то безотрадное настроение, которое внушает ему мысль, что окружающие его вещи представляют собой не действительные вещи, а только явления. Мы, несомненно, не можем ставить в вину читателю эту скорбь, поскольку от него требуют, чтобы он считал себя заключенным в безысходном кругу одних лишь субъективных представлений»[1]. Даже в переписке с Шеллингом, с которым у Фихте еще в бытность его профессором Йенского университета сложились приятельские отношения, виден нарастающий антагонизм по ряду существенных вопросов, среди которых центральным выступает вопрос о статусе субъекта в фихтеанской философии. Бурные обсуждения, развернувшиеся вокруг данного сочинения, во многом способствовали изменению философских взглядов Фихте с последующим отказом от крайнего субъективизма, присущего ему в йенский период.
* * *
Прежде чем обратиться к содержанию «Ясного, как солнце…», проясним базовые положения фихтеанской гносеологии. Будучи ярким представителем континентальной рационалистической традиции, восходящей к Рене Декарту, Фихте делает самоочевидность самосознания, лаконично воплощенную в знаменитой картезианской формуле «Cogito ergo sum», отправной точкой собственных методологических построений. Подобно Декарту, Фихте постулирует существование некого познающего «я», феноменально и логически предшествующего самому процессу познания и составляющего его базовое условие. Непосредственная очевидность идеи «я», делающая ее интуитивно понятной даже тем, кто еще не обладает навыками строгого мышления, может служить доказательством ее фундаментальной значимости: «Каждый ребенок, который перестал говорить о себе в третьем лице и называет себя ”я”, – замечает Фихте, – совершил уже то, о чем идет речь (обрел понимание идеи самости – А. Г.)»[2].
Итак, альфой и омегой всей гносеологии Фихте выступает феномен самосознания. Примечательно, что Фихте строго различает сознание мира и самосознание. В первом случае речь идет о сознании, растворенном в непрерывном потоке ощущений, переживаний, воспоминаний, мыслей и т. п. Самосознание же представляет собой нечто принципиально иное: здесь предметом сознания становится оно само, субъект и объект познания в этом случае полностью совпадают. Полная эквивалентность «я» познающего и «я» познаваемого, достигаемая в акте самопознания, делает процесс самопознания своеобразным фундаментом всей мыслительной деятельности. Здесь Фихте следует в русле давней философской традиции, оперирующей понятием
