Брачные узы - [22]

— Кушайте же, господин доктор, в свое удовольствие! Еда — прежде всего, это я всегда говорю, потом уже все остальное!

Гордвайль не был голоден, однако ел, повинуясь необходимости. Рассыпался в похвалах кушаньям, которые действительно были приготовлены с большим искусством, и Густл засияла от удовольствия.

— Я ведь еще раньше сказал вам, — кивнул Гейдельбергер, — что она отлично готовит! Этого у нее не отнять! Говорите про нее что хотите, но это она умеет! Женщина, которая не умеет готовить и вести хозяйство, не стоит ломаного гроша, разве я не прав?

Он отхлебнул пива и продолжил:

— Но я что еще скажу? Самого по себе этого недостаточно! Женщина должна знать, что у нее есть муж! Это она должна вдолбить себе в голову! — он вдруг схватил за плечо жену, сидевшую справа от него, и показал ее гостю, как показывают какой-нибудь предмет. — А вы что о ней скажете, господин доктор? Хороша, а?!.. Хи-хи-хи! Вы бы тоже не отказались от такой девки, а?.. — он отпустил жену и дружески хлопнул гостя по плечу. — Ну, поглядим! Вы мне не безразличны, господин доктор, потому как вы человек умный! Это я сразу заметил! Может, хи-хи, может быть, как-нибудь… господин доктор, потому что вы… Гейдельбергер Френцль, он как брат!..

7

Гордвайль пришел на свидание, опоздав на полчаса. Tea уже ждала его, сидя в нише возле окна в кафе «Херренхоф», в компании доктора Астеля и Перчика. Как показалось Гордвайлю, они говорили излишне возбужденно, и у него сразу же возникло неприятное ощущение, будто они сговаривались, замышляя что-то недоброе против него. Особое неудовольствие вызвало у него присутствие Перчика.

Доктор Астель приветствовал его с наигранной веселостью.

— Эй, Гордвайль, вы пошли по дурной дорожке! С каких это пор кавалер заставляет барышню ждать?!

Гордвайль ничего не ответил. Он повернулся к Тее и сказал примирительно:

— Я не виноват, что опоздал. Меня задержали.

При этих словах на лице Перчика мелькнула и исчезла кривая усмешка, которую Гордвайль почему-то отнес на свой счет.

— Ты не сильно опоздал, Рудольфус, — сказала Tea. — Иначе я бы и вправду была вне себя. Садись же! Чего стоять!

Гордвайль сел рядом с ней, пододвинув стул от соседнего столика.

— А, Перчик, привет! — деланно удивился Гордвайль, словно только сейчас заметил его. — Что нового в «Авангарде»? Доллары все еще шлют?

— При чем тут доллары? — встрепенулся тот, проводя большим и указательным пальцами по углам рта, что было у него признаком раздражения. — А ты, видно, настроен сегодня по-боевому…

— Я настроен по-боевому? Вовсе нет. Напротив!..

— Перчику платят уже не в долларах, а в негритянских фунтах… — вмешался доктор Астель.

Перчик недовольно скривился, не сказав ни слова.

Гордвайль сделал глоток обжигающего кофе, поданного ему официантом, в то время как доктор Астель снова ухватил нить прервавшегося было разговора, темой которого было место случайных событий в жизни. Доктор Астель был адвокатом, и ораторское искусство было его стезей. Он любил слушать самого себя и никогда не упускал представлявшейся ему возможности поговорить, особенно находясь в компании «вхожих в светское общество» женщин.

— Только ограниченность восприятия служит тому причиной, сударыня, — разглагольствовал доктор Астель с выражением собственной значительности и с уверенностью специалиста. — Мы способны воспринимать только внешние проявления вещей, доступные нашим чувствам, да и они постигаются нами лишь разрозненно и неполно, в отдельных своих элементах, в то время как внутренние связи, связующая нить, остаются за пределами нашего понимания. А из этого следует, что явление, которое мы именуем случаем, также описывается отношениями причины и следствия и однозначно обусловлено действительностью. К примеру, зачастую мы видим, что случай А произойдет с человеком Б, а случай В — с человеком Г. Можем ли мы изменить последовательность: А и В, Б и Г? Ни в коем случае! Во всем есть определенная тенденция и железная неизбежность. Точно так же, как одно химическое вещество вступает в реакцию с другим и никогда с третьим. И не имеет значения тот факт, что для реакции два эти вещества должны соприкоснуться в пространстве; с нашей точки зрения, и в этом факте нет ничего случайного, кажущаяся случайность не заключена в самой природе явления, но есть следствие ущербности нашего восприятия.

Tea спросила с улыбкой:

— Вы полагаете, что даже в том, например, что вот мы двое познакомились, есть внутренняя необходимость?

— Безусловно. Я уверен в этом.

В сознании обоих мгновенно промелькнула некая выходящая за рамки обычного возможность, лишенная формы и образа, и так же быстро угасла, прежде чем они сумели разобраться в ней.

— Все это вещи, истинность которых не поддается проверке, — только и сказала баронесса. — Их можно истолковать и так, и эдак.

И обратилась к Гордвайлю:

— А ты, Руди, ничего не скажешь?

Нет, у него немного болит голова, вывернулся Гордвайль, чтобы избежать участия в разговоре, которое в этот момент было выше его сил. Настроение его неожиданно и беспричинно испортилось. Ему страстно захотелось оказаться наедине с Теей, в другом месте, и чтобы никто не мешал, но Тее самой, как видно, нравилось здесь, и уходить она не собиралась. Гордвайль откинулся назад, устремив взгляд на темно-красную, цвета вина, мохнатую занавеску, до половины закрывавшую окно снизу; он сидел и курил, забавляясь попытками разглядеть через щель между портьерами профиль случайного прохожего, попадавшего в полосу света, которая выбивалась из кафе и на другой стороне улицы взбиралась вверх по стене, на которой вырисовывались тени сидевших внутри посетителей. Невесть почему он вдруг вспомнил злой взгляд старухи на фотографии в доме Гейдельбергера и ощутил некое стеснение и подавленность. Да, вся эта история была довольно странной, почему, спрашивается, он согласился подняться к Гейдельбергеру, в то время как к Врубичеку, который был ему другом, зайти отказался?..