Божья коровка - [74]

— Два билета на ближайший рейс до Минска, — сообщил женщине, сидевшей с другой стороны окошка.

— Ничего не попутал, пограничник? — усмехнулась та. — Это касса для Героев.

— Черт, забыл, — старшина полез в карман шинели и выложил на стойку красную книжечку. — Вот.

Кассир взяла ее и раскрыла. Затем перевела изумленный взгляд на старшину. Тот улыбнулся и снял зеленую фуражку.

— Похож? Могу награду показать.

Он надел фуражку и стал расстегивать шинель.

— Не нужно, — покрутила головой кассир. — Удостоверения достаточно. Извините, товарищ старшина, я впервые вижу такого молодого Героя. Не могла поверить. А за что вас наградили?

— За Даманский, — ответил пограничник. — Как насчет билетов?

— Я сейчас!

Женщина сняла трубку телефона.

— Маша? — заговорила в микрофон. — У меня герой просит два билета на ближайший рейс до Минска. Ну и что, что осталась только бронь? А ему положено. Говори места!

Она записала цифры на бумажке, положила трубку и придвинула к себе военные билеты.

— За перелет придется доплатить, — сообщила кассир. — Войсковые требования выданы на проезд по железной дороге.

— Знаю, — улыбнулся пограничник. — Сколько с нас?

— Шесть рублей за два билета.

Старшина полез в карман и выложил на стойку две бумажки — синюю и желтую. Кассир взяла их и занялась оформлением билетов. Спустя минуту выложила их на стойку вместе с документами.

— Вылет через полтора часа. Не опоздайте на посадку.

Старшина поблагодарил и, забрав документы с билетами, отправился обратно. На пути к скамье, где он оставил друга, разглядел тревожную картину. Там толпились люди, и они ругались. Привлеченные скандалом, к ним подтягивались ожидавшие своего рейса пассажиры.

— Что за хрень? — удивился старшина и ускорил шаг.

***

Старший лейтенант Анцибор и его наряд прибыли в Шереметьево во второй половине дня на автомобиле УАЗ-452 вагонной компоновки, проще говоря, микроавтобусе. В комендатуре Москвы он использовался для доставки на гауптвахту нарушителей устава. Их «комендачи» собирали по вокзалам, изредка — аэропортам. Время-то горячее, только не в буквальном смысле: последняя декада мая 1969 года в Москве выдалась прохладной — температура днем не поднималась выше 10 градусов. Дело тут в другом. Из своих частей на побывку едет много срочников. Пьяные, расхристанные солдаты и сержанты заполняли поезда. Ладно бы сидели по вагонам, но орда отпускников выплескивалась на вокзалы, улицы столицы, где своим поведением позорила высокое звание военнослужащего СССР. Комендантские патрули наводили здесь порядок. Нарушителей устава собирали и везли на гауптвахту. Там они проспятся, день-другой походят строевым, и домой поедут присмиревшими.

Анцибор и его наряд из сержанта и ефрейтора до обеда прочесали два вокзала, отвезя на гауптвахту более десятка нарушителей. Во второй половине дня наряд старшего лейтенанта направили в Шереметьево. Самолетами срочники летали редко, но случалось и такое. Приказав водителю встать у аэровокзала, офицер с нарядом вышли из машины. Перед тем, как зайти в здание, Анцибор осмотрел подчиненных. Все в порядке: форма ни на ком не топорщится, фуражки на головах одеты строго по уставу, сапоги начищены, на рукавах — красные повязки с надписью «патруль». За себя офицер не волновался — он всегда одет, словно бы сошел с плаката. Как-никак в столице служит, а не в каком-то Мухосранске.

Анцибор и его помощники направились в зал ожидания. Здесь сначала огляделись. Не заметив срочников, старший лейтенант приказал пройти вдоль скамей — кто-то мог на них лежать или сидеть. Опыт «комендача» не подвел: на одной скамье обнаружился спящий пограничник. Он лежал, пристроив голову на чемодане. Рядом на сиденье примостилась зеленая фуражка. Увидав его, старший лейтенант возрадовался — пограничников он терпеть не мог. Много о себе думают. Остановишь такого зимой на московской улице с фуражкой на голове вместо положенной ушанки, ну, а тот в ответ: «Мы вашим приказам не подчиняемся. У пограничников свое начальство. Нам положено».

— Разбуди его, Петренко! — приказал Анцибор сержанту.

Тот склонился над солдатом и потряс его за плечи. Пограничник замычал и открыл глаза.

— Встать! — приказал ему Анцибор.

— Отвали, шуруп! — буркнул пограничник и опять закрыл глаза.

Анцибор от его ответа чуть не задохнулся. Как он смеет говорить такое офицеру!

— Пьяный он, товарищ старший лейтенант, — доложил Петренко. — Так дохнул — сам едва не окосел.

— Взяли — и в машину! — приказал наряду старший патруля.

Сержант с ефрейтором подняли пограничника с сиденья. Тот при этом что-то возмущенно замычал. Не придав этому значения, ефрейтор нахлобучил пограничнику на голову фуражку, а затем взял с сиденья чемодан. Прихватил гитару. Однако увести задержанного не удалось — дорогу преградил мужчина в кепке и в болоньевом плаще.

— Оставьте пограничника в покое! — сказал, сверля их нехорошим взглядом.

— Товарищ, отойдите! — нахмурился Анцибор. — Вы препятствуете комендантскому патрулю исполнять свои обязанности.

— А насрать! — ответил тип в плаще. — Нет у вас власти надо мною — свое я отслужил. Чего к солдату прицепились? Спал тихонько, не мешая никому. Из Хабаровска летел. Там китайская граница, а чего там маоисты вытворяют, всем известно. Может быть, что воевал.