Божиею милостию, Мы, Императрица... - [11]

   Алексей Павлович поморщился, будто от зубной боли, на породи­стом лице, украшенном щегольскими усами, читалось недовольство, но он ответил:

   - Вот в этом то и беда, что перетасовал... Только как ты колоду не

   тасуй, десятка тузом никогда не станет. Власть напоминает мне мед-­

   ведя, сильного, большого, клыкастого, но которого со всех сторон

   атакует осиный рой. Медведь ревёт, лапами размахивает, но от того, что убьёт он десяток ос, ничего не меняется, жалят они его и в хвост и

   в гриву!

   - Ты стал изъясняться так образно, что мне тяжело переварить твои слова, - усмехнулся канцлер. - Нельзя ли более понятно?

   - Так я прямо говорю, что власть оказалась беспомощной и не мо­жет совладать с кучкой негодяев! А всё потому, что в новое время и действовать нужно по-новому! Возьмём того же Карповича, к при­меру. Несомненно, что вздёрнут этого субчика, но разве можно успо­каиваться на этом? Он уже признал, что бомбу изготовил не лично, а прибег к помощи иных лиц, но назвать этих лиц он категорически от­казывается! И судебный следователь, аки младенец говорит, что он не в силах что-либо сделать. Ты же понимаешь, что Карпович взойдёт на эшафот, никого не выдав, а цепочка будет оборвана. И вот эти умельцы останутся без­наказанными, смогут и дальше снабжать новых бомбистов, а всё по­чему?

   Николай Павлович поднялся из кресла и стал расхаживать по ка­бинету. Ворс роскошного хорасанского ковра делал его шаги бес­шум­ными.

   - Ты прав, Алёша, бесспорно прав... Мы чистим это гнойник, тра­тим силы, а рана не залечивается. Что же нам делать, господин ми­-

   нистр?

   - А у меня есть кое-какие соображения, господин канцлер. У бом­-

   бистов, у революционеров, у них ведь нет никаких правил, они не при­знают никаких законов. А власть пытается бороться с ними, требуя соблюдения всех формальностей, придерживаясь каждой буквы и каж­дой запятой. Результаты такой неравной борьбы заранее предопреде­лены. Политические преступники чувствуют себя так вольготно, что ряды революционеров множатся чуть ли не каждый день, и они ведь абсолютно нас не боятся! Я твёрдо уверен, что власть может победить бомбистов только в том случае, если мы изменим методы борьбы. И нам придётся вернуться к дыбе, образно говоря! Не желает Карпович назвать, кто ему приготовил бомбу - нужно его заставить!

   Канцлер довольно кхекнул и хитро посмотрел на брата.

   - Кажется, я начинаю тебя понимать. Пристрастный допрос, вон ты

   о чём... Но ты же понимаешь, что на дыбе любой человек может ого­-

   ворить себя и признаться в любых злодеяниях. Будем откровенны, многие из жандармов и так частенько "втирают очки", то типографию "поставят", чтобы потом получить за её раскрытие орденок, то чуть ли

   не тайное общество организуют через своих агентов. А если позво­-

   лить им применять пытки... Можно ли будет доверять признаниям,

   сделанным под пытками?

   Выпустив очередное кольцо ароматного дыма, Алексей Павлович ответил:

   - Слава Богу, мы живём в конце девятнадцатого века, и не какого иного. Нам ведь от того же Карповича нужны не его признания, по­лученные под пыткой, а его показания, кто именно изготовил бомбу! Узнаем фамилии этих негодяев, проведём обыска, глядишь - найдём динамит, а потом будем делать выводы! Сейчас жандармы могут лишь задавать вопросы бомбисту, не более того, и не смеют даже пальцем тронуть этого сукиного сына, ибо знают, что чины проку­рорского надзора моментально набегут. Что любой полицейский урядник де­лает, чтобы узнать, куда конокрад дел краденых коней? Пра­вильно, конокраду - в зубы, чтобы память ему освежить! Так чем же Карпович лучше конокрада?

   - Я не знаю, как Государыня отнесётся к этому...

   - А зачем всё это Государыне? Неужто мы будем докучать ей та­кими мелочами? Это наша обязанность, защищать престол от преступ­ных посягательств! Защищать любыми способами! А вот чем может помочь Государыня, так это полномочиями для "Священной дру­-

   жины"!

   - Поясни...

   - Наши предшественники в своё время допустили, чтобы огромное число смутьянов выехали из России за кордон. И вот теперь, сидя в Па­риже или Лондоне, они мутят воду. Среди этой разношерстной бра­тии есть люди разные, есть такие, что не представляют для нас боль­шой опасности, но есть и ярые вожаки, вокруг которых кучкуются господа революционеры. Согласись, что иная брошюра или журнал с их зловредными идейками, представляют опасность не меньшую, чем сотня бомбистов.

   - Согласен, но к чему ты клонишь? - уже недовольно спросил канц­лер.

   - Беда в том, что достать мы их не можем, а правительства европей­-

   ские выдавать их не желают. Там ведь социалисты в парламентах за­-

   седают! Почему бы "Священной дружине" не заняться тем, чтобы вернуть в Россию наиболее злостных и опасных смутьянов? Офици­ально сделать это невозможно, жандармы не могут ничего поделать, но волонтёры, частные лица, могут на свой страх и риск упаковать смутьяна и тайно переправить его в Россию, благо, пароходы наши

   ходят в Европу систематически. Мешок на голову - и в трюм!

   - Ну, ты и фантазёр! - засмеялся канцлер. - Надо же такие страсти придумать! Алёша, ну это же авантюра чистой воды... Но, даже если на минуту представить, что мы решимся твои придумки воплотить в жизнь... Представь, что может быть в случае разоблачения наших агентов в той же Франции или иной европейской державе. Ведь скан­дал будет невообразимый! Так стоит ли ради вшивого революцио­нера рисковать репутацией России? А если даже удастся похитить смутьяна из Парижа и доставить его в Петербург, то что с ним делать дальше?