Божественный глагол (Пушкин, Блок, Ахматова) - [58]

…Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Там – «моя Мадонна» (будущая жена и мать его детей), которую «ниспослал Творец», – совсем иная, благоговейно-умиротворенная интонация, отсутствие какого-либо противопоставления Богоматери, какого-либо вызова. В статье, посвященной религиозной эротике в творчестве Пушкина, Михаил Вайскопф справедливо заметил, что у Пушкина «земная возлюбленная» может идентифицироваться с Богородицей «как олицетворением чарующей женственности»[303]. Но в нашем стихотворении содержится совершенно явный вызов: «Пиши

Марию нам другую»! Быть может, потому оно и осталось неоконченным – его все равно нельзя было бы напечатать.

Столь рискованный образ находим в пушкинской лирике еще лишь однажды, в стихотворении (тоже неопубликованном при жизни) «Ты Богоматерь, нет сомненья…». Не является ли это признаком того, что и оно связано с Мусиной-Пушкиной.

Приведем его текст:

Ты Богоматерь, нет сомненья,

Не та, которая красой

Пленила только дух святой,

Мила ты всем без исключенья;

Не та, которая Христа

Родила, не спросясь супруга.

Есть бог другой земного круга —

Ему послушна красота,

Он бог Парни, Тибулла, Мура,

Им мучусь, им утешен я.

Он весь в тебя – ты мать Амура,

Ты Богородица моя.

В нем есть очень важные переклички с нашим стихотворением:

«Ты Богоматерь, нет сомненья…»: «

Мила ты всем без исключенья…

Не та, которая Христа

Родила…

… бог другой земного круга —

Ему послушна красота…

Ты Богородица моя.

Кто знает край, где небо блещет…»:

Кругом ее кипит народ;

Ее приветствуют восторги…

Забудь еврейку молодую,

Младенца-Бога колыбель…

Богини вечной красоты…

Пиши Марию нам другую…

Из приведенных сравнений видно, что и героиня более раннего стихотворения пленяет всех вокруг своей необыкновенной красотой. Она причастна к искусству – «бог другой земного круга», которому «послушна красота», весь в нее, – также и героиня нашего стихотворения «чудеса немых искусств» воспринимает «в стесненье вдохновенных чувств», почему и названа «богиней вечной красоты». И та и другая сопоставляются с Богородицей и даже противопоставляются ей.

В любовной лирике Пушкина стихотворения, связанные с одной и той же избранницей, как правило, имеют какие-то устойчивые отличия: эпитеты, характерные детали, темы.

Так, большинство стихотворных текстов, связанных с Амалией Ризнич, объединяется темой ревности: «Простишь ли мне ревнивые мечты…» («терзаюсь я досадой», «мучения мои», «не мучь меня», «как тяжко я страдаю»); «Под небом голубым страны своей родной…» («любил… с таким тяжелым напряженьем», «с безумством и мученьем», «где муки…»); пропущенные в окончательной редакции главы шестой «Евгения Онегина» строфы XV («ревности припадки», «мучительней нет в мире казни») и XVI («пламя ревности жестокой»).

В стихотворениях, относимых к Е. К. Воронцовой, многократно упоминается какой-то многозначительный подарок возлюбленной, играющий роль талисмана: в отрывке «В пещере тайной в день гоненья…» («ангел… принес мне талисман»), в стихотворениях «Храни меня, мой талисман…» и «Талисман».

В стихах, посвященных Анне Олениной, автор называет героиню ангелом или уподобляет ангелу, см.: «Ее глаза» («…ангел Рафаэля / Так созерцает Божество»); «Предчувствие» («Сжать твою, мой ангел, руку…»; «Ангел кроткий, безмятежный…»); «Увы! Язык любви болтливой…» («Тебе докучен, ангел мой»).

В двух стихотворениях из трех, обращенных к Екатерине Ушаковой в 1827 и 1830 годах, употреблен эпитет «живой (живые)», см.: «Ек. Н. Ушаковой» («И речи резвые, живые»); «Ответ» («И этой прелести живой»). По-видимому, живость характера была наиболее впечатляющим свойством Ушаковой в восприятии поэта.

А образ Натальи Николаевны сопрягался в стихах 1830 года, когда она была еще невестой, со словом «прелесть», см.: «К вельможе» («…и прелесть Гончаровой»); «Мадонна» («Чистейшей прелести…»).

Характерной особенностью стихотворений «Кто знает край, где небо блещет…» и «Ты Богоматерь, нет сомненья…» является противопоставление героини стихотворения Богоматери, что дает основание предположить, что оба они относятся к одному и тому же лицу – М. А. Мусиной-Пушкиной.

Второе из них долгое время датировалось октябрем – декабрем 1826 года (III, 1136), как раз в это время поэт, после возвращения из Михайловской ссылки, и мог познакомиться с Мусиной-Пушкиной. Затем датировка была изменена (по расположению автографа в пушкинской тетради) на май 1824 года[304]. Однако вскоре старая датировка была подтверждена вновь[305]. Таким образом, наше предположение о том, что героиней стихотворения «Ты Богоматерь, нет сомненья…» является также Мусина-Пушкина и в этом смысле остается в силе.

Есть еще одно стихотворение, косвенно связанное с двумя рассмотренными:

Кж. С. А. Урусовой

Не веровал я Троице доныне,

Мне Бог тройной казался всё мудрен;

Но вижу вас и, верой одарен,

Молюсь трем грациям в одной богине.

Принадлежность его Пушкину не доказана, оно приводится в собрании сочинений в разделе Dubia, обращено по некоторым сведениям к фрейлине Софье Александровне Урусовой (1806–1889), будущей княгине Радзивилл, средней сестре М. А. Мусиной-Пушкиной. Всего княжен Урусовых было три, младшая – Наталья Александровна (1812–1882). Все три были признанными красавицами. В стихотворении упоминание о «трех грациях» может, как мы полагаем, восприниматься и в таком смысле: это три сестры Урусовы. То есть автор стихотворения, воздавая должное одной из них, не забывает и двух ее сестер. Стихотворение датируется сентябрем 1826 – августом 1830 года. Пушкин познакомился с С. А. Урусовой весной 1827 года. Однако, как указал Цявловский, Вяземский считал, что этот мадригал, «довольно пошлый и приторный», если и принадлежит перу Пушкина, скорее всего, «написан» не ей, а ее старшей сестре, Марии Александровне