Божественные тайны сестричек Я-Я - [2]

— А ты читала ту часть, где говорится, что это тебе я обязана своим творческим даром? Где я признаюсь, что меня всегда вдохновляла мать, дарившая идеи так же щедро, как когда-то добавляла соус табаско в детскую смесь в бутылочках. Репортерша пришла в восторг, когда я описывала, как ты усаживала детей на высокие стулья, ставила тарелочки с кашей, надевала туфельки для степа и танцевала, ухитряясь одновременно нас кормить.

— Лживая маленькая сучонка! Репортерша пришла в восторг, когда ты сказала: «Моя мать придерживалась старой южной школы воспитания, когда истины вбивались ребенку ремнем по голой заднице».

Сидда затаила дыхание.

— Все пришли в восторг, — продолжала Виви, — когда прочли: «Сиддали Уокер, талантливый режиссер-постановщик блестящего спектакля «Женщины в лунном сиянии», в детстве столкнулись с жестокостью взрослых. Забитый ребенок привыкшей глумиться над детьми матери-чечеточницы, она привносит в свою работу редкостное и трогательное равновесие между личной сопричастностью и профессиональной отрешенностью: верный признак гения, преданно служащего музе театра». «Забитый ребенок»? Что за бред! Клеветническое дерьмо, изрыгаемое самым гнусным ребенком на свете!

— Мама, я не хотела обидеть тебя. И не произнесла и четверти из того, что навыдумывала проклятая журналистка. Клянусь, я…

— Ты мерзкая эгоистичная лгунья! Неудивительно, что у тебя не складываются отношения с людьми! Ты ни черта не знаешь о любви. Потому что у тебя душа жестокая! Помоги Боже Коннору Макгиллу! Только такой дурак, как он, отважится жениться на тебе!

Сидда, дрожа, вылезла из постели и подошла к окну своей квартиры на двадцать втором этаже Манхэттен-плаза. С того места, где она стояла, виднелась река Гудзон, напомнившая о Гарнет-Ривер в центральной Луизиане и о темно-красной воде, медленно текущей мимо невысоких берегов.

«Мама, стерва ты этакая! Злобная, мелодраматичная стерва», — подумала она, но когда заговорила, в сдержанном голосе звучала сталь:

— Все, что я сказала, вряд ли можно назвать ложью, мама. Или ты забыла тяжесть ремня в своей ладони?

Тут она услышала, как Виви со свистом втянула в себя воздух. Вместо слов из горла матери вырывалось нечто вроде шипения:

— Моя любовь была наградой, и ты ее предала. Я отобрала эту награду. И вырвала тебя из сердца. Ты изгнана за пределы галактики. Желаю тебе бесконечных угрызений совести.

Послышались короткие гудки. Значит, мать не захотела продолжать разговор.

И все же Сидда не смогла сразу положить трубку. Стояла, словно примерзшая к месту, рассеянно прислушиваясь к шуму Манхэттена за окном. Холодный мартовский свет быстро мерк, оставляя ее в полумраке.

После многих лет постановок пьес в провинциальных театрах от Аляски до Флориды, после бесконечных спектаклей во внебродвейских театриках Сидда была готова к успеху «Женщины в лунном сиянии». И когда наконец в феврале состоялась премьера, рецензии — все, как одна, — были восторженными. В свои сорок лет Сидда с удовольствием грелась в лучах славы. Она работала над постановкой вместе с драматургом Мэй Соренсон еще с первого чтения пьесы, в Сиэтлском репертуарном, «родной территории» Мэй. Она ставила не только премьеру в Сиэтле, но и спектакли в Сан-Франциско и Вашингтоне. Декорации сделал сам Коннор, а один из лучших друзей, Уэйд Конен, создал костюмы. Все четверо много лет были одной командой, и Сидда заранее наслаждалась возможностью разделить с приятелями победные лавры.

Первая рецензия Роберты Лиделл была буквально напичкана восторженными эпитетами.

«Сиддали Уокер поставила tour de force[4] Мэй Соренсон о вечных как мир отношениях «матери — дочери» не только бесстрашно и дерзко, но с искренним сочувствием. То произведение, что могло стать сентиментальным, плаксивым и примитивно комическим, в постановке Уокер кажется поразительно глубоким, трогательным и невероятно смешным. Уокер смогла услышать чистейшие тона сложной, грустной, остроумной и забавной пьесы Соренсон и преобразовала эти тона в постановку, ставшую скорее некой реальной частью жизни, чем сценическим спектаклем. Вся семья — ее секреты, убийства и поразительная душевная энергия — жива, здорова и находится сейчас в Линкольновском центре. И американскому театру стоит поблагодарить за это как Мэй Соренсон, так и Сиддали Уокер».

Откуда могла знать Сидда, что всего месяц спустя Роберта Лиделл сумеет втереться к ней в доверие и выудить сведения, которыми она обычно делилась только с психоаналитиком и близкими друзьями?

После этого оскорбительного интервью Виви, Шеп, отец Сидды, а также остальные родственники отменили заказы на театральные билеты. Сидде пришлось забыть о грандиозных планах, задуманных в предвкушении их визита. Она часто видела во сне плачущую Виви. И сама просыпалась в слезах. Последнее время ее брат, Малыш Шеп, и сестра Лулу не давали о себе знать. Впрочем, и отец тоже.

Единственный, кто не покинул ее в беде, был младший брат, Бейлор.

— Настоящий ядерный взрыв, Сиддо. Милашка Виви всегда хотела попасть в «Нью-Йорк таймс», но не таким же образом! Даже если отдашь ей свою кровь, все равно не дождешься прощения. Мало того, оказалось, не она звезда, а ты, и это ее убивает.