Божеское - [2]

— А ты что же?

— А что мне было делать? Пошел к Тихону [2]…

— Ну, как святитель?

— Поросят святитель откармливает… Бедствует, сердечный! Достатки небольшие… Сергия Радонежского моль выела…

— То-то же от Тихона последнее время молитв не слыхать.

— В печали владыка… Только и славы, что белый клобук. Без штанов сидит: на муку променял… "Зазвоню, — говорит, — в колокол и гляжу: справлять ли службу или нет… Так иногда какая древняя старушка приковыляет. А все пасомые на заседаниях… Грустно…"

— А вообще что владыка поделывает?..

— Дерется владыка. С властью дерется. Власть ценности церковные для голодных отбирает, а владыка не дает. "Не единым хлебом, — говорит, — жив будет человек, а словом, что из уст божьих выходит…" Силен в текстах владыка…

Власть к нему и так и сяк:

— Голодные умирают… Владыка, опомнитесь!

А владыка им (ох, и непоколебим же в вере Христовой!):

— "У вас голодные хлеба просят, а вы им камень, да еще не малый: каратов в тридцать — сорок".

Одним словом: евангелием их, евангелием!!

Там такое поднялось, такое поднялось…

Рассказал я ему, по какому делу…

— Э, — говорит, — сейчас и не суйся… Да и вообще не советую. А там, — говорит, — как знаешь. Полети попробуй на Украину. Там тоже верховная власть есть. Может, там повезет.

Ну и полетел это я на Украину.

Пришел к власти. Название какое-то чудное. ВУЦИК называется.

И не благочестивейший и не самодержавнейший, а всего только ВУЦИК.

Спрашиваю самого старшего. Пустили. Ничего себе человек: тихий такой, чернявый и в очках. В годах уже. Поклонился я ему и говорю:

— Я от бога к вам. Насчет миропомазания и благодати, потому как вы верховные.

— А вы, — спрашивает, — кто? Рабочий?

— Ангел я…

— Квалифицированный? Какого цеха?

— Я не цеха. Лики мы ангельские…

— Лыко дерете? Ага… А в профессиональном союзе состоите? На голодных отчисляете?

— Нет, — говорю. — Я миропомазать… С миром я…

— А я, — говорит, — разве с боем?.. И я с миром… Что хотите? Говорите коротенько.

— Я и говорю: миропомазать вас хочу, благодать бог посылает через меня. Вот и хочу…

— Ага… Вот оно что… Сам не могу решить. Оставьте заявление… Надо проголосовать. Как президиум. Ага, вот и президиум… Вот и хорошо. Подождите.

— Товарищи! Тут вот ангел от бога, хочет миропомазать. Как быть? Мое мнение: необходимо создать комиссию из представителей Наркоминспекции, Наркомпрода и Женотдела…

— Это еще что? Зачем комиссия? (Это секретарь так.) На Чернышевскую его, там его миропомажут…

— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы на Чернышевскую? Все… Ладно… Товарищ, — говорит, — обратитесь по этому делу на Чернышевскую [3]…

— Позвольте, — говорю, — хоть благодать пустить…

А секретарь:

— На улице пустишь… Тут и так душно…

Пошел я на Чернышевскую. Встречаю батюшку. Идет с "вещами" да все крестится. Думаю: "Наш". И к нему:

— А вам, — спрашивает, — чего?

— Так и так, — говорю, — миропомазать, благодать…

Оглянулся он по сторонам — и ко мне:

— Лети, голубь. Лети лучше и не оглядывайся! Боже тебя сохрани и помилуй. Удирай, пока не поздно, а то тут тебя так миропомажут…

Полетел над Украиной. Побывал в Киеве. Зашел к св. Софии, да такого насмотрелся, такого наслышался. Церковь — не церковь… Театр — не театр. Епископ молодой, на голове английский пробор… Стоит и молодицам подмигивает. Служба, словно "Вечорницы" художника Нищинского, ничего я не понял.

— Ну, а народ молится? Не замечал?

— Замечал. Молятся. Только молитвы какие-то новые. Все в тех молитвах перепуталось. Какая-то молитва и "в бога", и "в Христа", и "в печенки-селезенки"… А чаще всего "в мать". Грустно, боже… Испаскудился народ… Не слушает вас…

— Кого не слушает? М-е-н-я? Да я его!!! Кликни Илюшку! Пускай громы делает! Зажги молнию!!! Я им покажу!

— В Илюшкиной колеснице, боже, ось сломалась… Спичек нету… Чем зажжешь? Гаврило на завод "Серп и молот" пошел — может, дадут коробочку в долг.

— Ну иди. Позови Иисуса.

— Иисус просил не беспокоить: евангелие переделывает. В том месте, где это: "Аще кто тебя ударит по правой, подставь тому и левую", переделал: "Аще тебя кто ударит по правой щеке, схвати скорей дубину и побей его, сукиного сына, в щепки…"

— Попроси матерь божию.

— Матерь божия все плачет… "Дожила, — говорит, — до того, что юбки исподней уже нет, чтобы по раю прогуляться… И на земле, говорят, жизнь пошла на нет. От духа сына родила… Какая от духа радость: ни прижаться тебе, ни поцеловаться…"

— Вот вспомнила старуха! Ну иди. Пускай Маруся Египетская забежит.

— А что с миром делать? Может быть, продать? Бочка до предела полна: через край льется…

— Умащивай в Англии, в Бельгии. В Японии умащивай.

— Не хотят уже. Говорят, что все мантии в пятнах, с плешей каплет. Придумайте что-нибудь. А то молодежь вчера на мире яичницу жарила… Илья как-то колесницу подмазал… Павел сапоги чистит… Сплошной грех…

— Придумаем…. . . . . . . . .

— Звали меня, боженька?!

— Что же это ты, Марусенька, забыла обо мне? Уж никогда и не забежишь…

— Скучно у вас, боженька… Старенький вы уже стали… А у нас там Георгий на гармошке играет и такую веселую распевает:

Эх, Распутина любила

Да к Распутину ходила

Саша поздно вечерком!

— Лучше бы там дракона давил да за жеребцом глядел, чем на гармошке наигрывать… Жеребец весь в коросте, а ему игрушки. Не нагулялся в холостяках?! А ты тоже хороша. Раньше забегала…