Божеское - [3]

— Э, раньше?! Раньше и вы, боженька, какие были? Сильные и грозные! За семь дней вон чего наделали. Вселенную создали… А теперь?..

— Что теперь?! Да я!..

— А теперь только… щиплетесь…

1922

Перевод Е. Весенина.

[1] _Миропомазать_ — совершить обряд помазания миром — благовонным маслом.

[2] _Тихон_ — глава православной церкви, выступил в 1922 году против декрета Советской власти об изъятии церковных ценностей для голодающих. — О.В.

[3] На Чернышевской улице в Харькове — тогда столице УССР — находилась ВУЧК — Всеукраинская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. — О.В.

Страшный суд

И заревели трубы архангельские… Разверзлись небеса… Треснула земля и раскололась… Раскрылись могилы… Повыскакивали косточки одна за другой, покрылись плотно мясом, связались… Подуло душами… Быстренько вскакивают души в тела соответствующие. Просыпается народ православный и рысцой бежит, по дороге застегиваясь… На суд страшный спешит люд божий, мужской и женский, стар и млад, бородатый и бритый, зело грешный и светло праведный и так себе средний, соглашатель, который одно воскресение — в автокефальную, а другое — в православную.

В сиянии золотом, на престоле высоком сидит грозный бог Саваоф. Одесную — Христос.

И смолкли трубы.

Встал грозный Саваоф:

— Все ли собрались? Домкомам проверить под личную ответственность!

— Все, господи!

— Судить буду вас по делам вашим. Слушай мою команду: "Которые овцы — направо, которые козы — нале-е-ев-о!"

Лавиной двинулись все в правую сторону.

Впереди всех вприпрыжку ударил, пожалуй, чуть ли не самый смиреннейший, пожалуй, чуть ли не самый святейший, по милости божьей, патриарх, раб божий Тихон, владыка и Великой, и Малой, и Красной, и Белой, и Прикарпатской…

Молнией сверкнули глаза Саваофа. Громом разорвался воздух:

— Верните Тихона!!!

В митре диамантовой, с крестом смарагдовым, в ризе, золотом вышитой, склонил голову свою перед судьей владыка и Большой, и Малой, и… и…

— Куда побежал, Тихон? Кто ты еси, Тихон?!

— Баран есмь я, господи! Овца кроткая…

— Козел еси ты, Тихон!

— Баран есмь я, господи!

— Козел еси ты, Тихон! Просили… Давал?! Умирали… Спасал?! Притесняли… Защищал?! Плакали… Утешал?!

— Да, господи… Давал, спасал, защищал, утешал… Деникину давал… Колчака спасал… Юденича защищал… Врангеля утешал… Потому "никто больше не имать… душу свою отдаст за друзи своя".

— А дети? А матери? Миллионы трупов? Тихон, забыл "легче верблюду…"?

— Не верблюд я, господи!

— Кто ты еси, Тихон?

И тихий, робкий голос из толпы:

— Позволь, господи, я скажу. Я смиренный раб, епископ Нафанаил, владыка харьковский и ахтырский. Я скажу, господи, только чтоб в газеты не попало. Никогда в газетах не выступал.

— Говори.

— С одной стороны, господи, так: помочь нужно… А с другой — великолепие твое, о господи…

— Не крути! Говори, что должны были делать?

— Господи…

Крикнул и умолк.

— Кто же вы есть?!!

…Тихой походкой подошел к престолу господнему Георгий Победоносец:

— Позвольте доложить…

— Ну?

— Я, как начветсанупр хлевов твоих, господи, обязан засвидетельствовать, что эти животные ни к одному из выше упомянутых типов не принадлежат. На основании долгих наблюдений выяснилось: поведением — лисы, характером — волки, телом — кабаны, плодовитостью — кролики, голосом — канарейки. Отец — Распутин, мать — ведьма с Лысой горы. Питаются рыбой. Сибирская язва не берет…

И отошел.

И долго, долго сидел Саваоф… И думал.

— Кто пасет?! Кто пасет?!

И встал всевышний. Махнул безнадежно рукой.

— Не могу… На землю… Пускай трибунал… Все по гробам!.. Суд потом… Назад!

1922

Перевод Е. Весенина.

"Божеское"

Стоит божеское на горе на крутой… Поближе к "всевышнему"…

Если ехать из Полтавы в Кременчуг, то слева, у станции Козельщина, высокий бугор церквами и обителями сплошь уставлен, и далеко-далеко со всех четырех сторон видно то место "божественное" средь широких кременчугских степей…

Это Козельщанский женский монастырь указует православным, как пробиться в царство небесное, "где по раю будешь гулять, ангельские песни распевать, яблоки райские рвать, душеньку свою услаждать"…

Это прославленный монастырь, самый чудотворный, может, на всю Полтавщину, ибо есть там Козельщанская божья матерь, что исцеляла, просветляла, калек на ноги подымала и т. д. и т. п.

Здорово эта икона чудотворила и начудотворила большие дома, мельницы, маслобойни, сады, коров, лошадей, птицы всякой и десятин, десятин, десятин…

Окружили те десятины степью широкой маленькую, старенькую, черненькую икону, алмазами и самоцветами украшенную, а она среди степи ладаном пахла, восковыми свечами сияла, склоняла православных на колени натруженные…

Опускались православные на колени, челом морщинистым оземь били, а потом мозолистыми руками разворачивали платочек или за пазуху лезли, доставали двугривенный или пятачок и бросали чудотворной:

— На чудо!

— За чудо!

— За живых!

— За мертвых!

А чудотворная пятаки собирала, "чудеса" творила, что ни год обзаводилась либо новым алмазом, либо новыми десятинами…

Такая маленькая, черненькая, старенькая…. . . . . . . . .

— А с того, мой голубь, и пошло. Граф Капнист тут жил когда-то, еще и слободы не было. А у графа Капниста была дочка. Кра-а-а-сива, мой голубь, дочка была да пригожа… И захворала молодая графиня хворью тяжкой. Не ходила она, сердешная: ноги у нее отняло… Сколько перебрали дохтурей! Куда только ее не возили! И в заграницу, и в Петербург, и в Полтаву… Не исцеляется графиня… И уже ей сделалось вовсе худо… Помирает графиня… Тогда говорит она близким своим: