Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - [99]

Единственную потенциальную угрозу нашему детищу я видел в лице Жан-Мари. Ведь я собирался воспользоваться проделанными им исследованиями рынка, его опросниками. Попытается ли он призвать меня к юридической ответственности за конкурирование с бывшим работодателем? Или, с формальной точки зрения, с нынешним работодателем? Официально я до сих пор числился в его штате.

Теперь-то я уже понимал, что он оставил идею с чайными ради политической карьеры. Правые силы и партии фермеров дали ему понять, что он может далеко пойти, если будет действовать разумно. Так что он взялся за ум и покончил со своим «англосаксонским» продовольственным проектом.

Однако на его беду, если я захочу раскрыть общественности всю известную мне информацию (достоверность которой я мог доказать с помощью сохранившейся переписки) о махинациях с ввозом говядины, я могу с легкостью вышвырнуть своего бывшего шефа из рядов бизнесменов и поставить жирный крест на его политической карьере.

Раскрывать тайну их романа со Стефани, протекающего преимущественно на рабочем столе, не было смысла, потому что обвинения в супружеской неверности только прибавят ему популярности. Так, Миттерана, бывшего президента, французы зауважали с новой силой, после того как на его похороны пришла незаконнорожденная дочь. Во Франции политик без любовницы — все равно что мериф без оружия: люди думают, что он лишен реальной власти.

Также не было смысла утверждать, что мэр Жан-Мари планировал строительство атомной электростанции ради собственной выгоды. Это все равно что разоблачить проститутку в том, что она имеет свою выгоду, занимаясь сексом. Каждый и так знал это.

Но я знал, что если наброшусь на него с доказательствами об импорте английской говядины, то застану его врасплох.

Выборы были назначены на третье воскресенье мая, таким образом, у меня оставалось не так много времени, чтобы надавить на Жан-Мари, пока он еще был уязвим.

Я позвонил в офис за неделю до выборов и убедил Кристин соединить меня с боссом. Она сказала, что ей вполне реально грозит получить нагоняй за это, но решила рискнуть, потому что «во все времена я вел себя с ней как истинный джентльмен». Так что, оказывается, есть свои плюсы в том, что вы в свое время не переспали с девушкой.

— Да? — в трубке раздался недовольный голос Жан-Мари.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— А мне не нужно.

— Возможно и так, но мне нужно.

Мне повезло, что он не сказал «а мне не нужно» еще раз. Иначе мы могли бы продолжать в том же духе, пока один из нас не умер бы от голода.

— Говори, — сказал он и зашуршал какими-то бумагами, давая мне понять, что не особо настроен внимательно слушать.

Мне не хотелось прибегать к открытым угрозам в дальнейшем шантаже по телефону. Что ж, на самом деле именно это я и сделал, полагая, что Жан-Мари оборвет меня как неотесанного дилетанта и пошлет. Без лишних упоминаний об английской говядине я дал ему понять, что намерен встретиться с ним во что бы то ни стало в понедельник, ну, в крайнем случае, во вторник.

Мы договорились встретиться в его квартире в Нейи, в среду в семь вечера.

— Чуть позже у меня назначен деловой ужин, — уточнил Жан-Мари, чтобы я не обольщался перспективой провести приятный вечерок в его компании и получить гостеприимное приглашение остаться переночевать.

— И у меня, — ответил я. Вместе с Флоранс и Мари мы договорились встретиться в недорогом кафе с индийской кухней и отметить наше начинание. Но это в том случае, если Жан-Мари не спустит меня с балкона, выслушав мое предложение.

В ту среду всеобщая забастовка достигла своего апогея, и в городе воцарился хаос: повсюду груды грязи, обозленные люди, автомобильные пробки, отсутствие электричества и свежих багетов. Люди, ставшие свидетелями такого коллапса, говорили, что даже в мае шестьдесят восьмого все было не так мрачно.

Но в какой-то момент, побив предыдущий рекорд зафиксированных разрушений, бастующие, все как один, вернулись на свои рабочие места, ведь им нужно было израсходовать положенные отпускные.

Дверь открыла жена Жан-Мари. Она, как и в нашу первую встречу, была в отличной форме. Корни подкрашены — галочка. Свежий налет загара — галочка. На руке браслет из последней коллекции Dior — галочка. Бюстгальтер держит груди на заданной высоте, под углом в восемьдесят градусов — галочка, галочка.

Она протянула мне руку и проводила в гостиную, не удостоив при этом приветственными репликами или хотя бы улыбкой. Если такой прием не связан с только что вколотыми инъекциями ботокса, то, боюсь, я стал персоной нон-грата в этом доме.

Гостиная, как и прежде, завораживала своей изысканностью и открывающимся видом на Булонский лес (интересно, много ли парижских квартир, расположенных на верхних этажах, смотрят окнами исключительно на верхушки деревьев?). Но со времени моего последнего визита здесь кое-что все-таки изменялось, и изменялось коренным образом. На каминной полке, выполненной из мрамора, теперь стоял эффектный глиняный бюст Марианны. Нет, нет, не администратора из офиса Жан-Мари. Не знаю, кому захочется постоянно натыкаться на ее взгляд, придирчиво наблюдающий за всем происходящим с каминной полки, даже если бедняжка облечена в глину. Эта