Бояре: подземная одиссея - [12]

— Арина, ты такая логичная и рациональная, как учебник арифметики! Неужели тебе совсем не страшно?

— А чего тут бояться? — гордо вскинула она голову и украдкой бросила взгляд в сторону молодого боярина Артамона.

Ответного взгляда она не получила, и оттого отнюдь не повеселела.

Даже в почти полной тьме было видно, что он смотрел на Наташу.

— Ларишка, Ларишка, о чем они говорят, ашь?

— Наташа говорит, что страшно тут, а Арина — что нечего бояться, стены одни кругом голые.

— Нешего, говоришь? — негромко переспросила боярыня Серапея, но так выразительно, что в ту же секунду к ней было приковано внимание всего отряда. — А ты про белого шеловека шлышала?

— Про кого? — замирая от возможности по-настоящему испугаться, переспросила Наташа, хотя прекрасно все расслышала с первого раза.

— Про белого шеловека. Штарые люди шкажывают, што в поджемных ходах по ночам бродит белый шеловек. Он к людям не подходит. Впереди тебя пройдет — иж одной штены выйдет, в другую войдет — и нет его. А на шледующий день тот, кто его видел, помирает.

— Отчего помирает, бабушка? — расширив глаза, прошептала театральным шепотом Лариса.

— А ни отшего. Придет домой, ляжет шпать, а наутро его мертвым находят. А на литше такой ужаш, как будто живым тот швет увидел, — убежденно сказала старушка.

Наташа ахнула, Артамон шагнул к ней и сурово сказал:

— Не бойтесь. Я вас защищу, если что. У меня лопата.

— Не придумывай, боярыня Серапея! — донесся из авангарда веселый голос графа. — Какой тебе в наш просвещенный век белый человек! Страшилки это все детские!

— А вот и нет, граф Петр, не жнаешь — не…

— Ай!!! — взвизгнула вдруг Арина, словно ошпаренная кипятком, и метнулась в руки первого попавшегося человека^[7]. — Я видела!.. Видела!..

— Что?

— Что ты видела?

— Ариша, что с тобой?..

— Я… там что-то белое… в тени… промелькнуло… мне плохо…

И повалилась в обморок прямо в поспешно подставленные ручищи Артамона.

— Девочка моя!..

— Арина!..

Бояре остановились и сгрудились вокруг бесчувственной боярышни.

— Это она белого шеловека видела, — с мрачным удовлетворением сообщила Серапея.

— Она теперь умрет?..

— Не бойтесь, не умрет, — прогудел откуда-то сбоку Никодим. — боярыня Серапея говорит, что чтобы после этого умереть, надо прийти домой и лечь в свою постель. Если дело упирается только в это, мы бессмертны. Белые человеки могут ходить туда-сюда толпами.

— Бесчувственный ты человек, боярин Никодим! — хмуро буркнул Артамон и помахал перед носом девушки лопатой, создавая ветерок.

Арина мужественно выдержала два прямых попадания лопатой по кончику носа и кучу засохшей земли, просыпавшейся ей в лицо, и открыла глаза только когда Серапея предложила собственнолично сделать ей искусственное дыхание.

— Ах… Где он… — прошептала она, не сводя испуганных очей с лица Артамона.

— Я здесь! — важно нахмурился он, всем своим видом показывая, что появись здесь хоть толпа белых людей, как предположил боярин Никодим, он со своей верной лопатой горой встанет на защиту.

— А… белый человек?..

— Ушел. Пропал. Его не было. Тебе показалось, — быстро посыпались со всех сторон объяснения.

— Ариша, деточка моя, тебе плохо? — чуть не плача, склонилась над ней мать.

— Нет… да… ноги не слушаются…

— Это у ней паралич нашинаетшя, — со знанием дела объявила боярыня Серапея. — Потом горячка навалится — и…

— Я тебя понесу, — потупив очи, предложил могучий Артамон. — Если ты не возражаешь…

— Нет… да… пожалуйста… Мне уже все равно… — слабо простонала она и нашла в себе, очевидно, самые распоследние силы слегка приподняться, чтобы Артамону было удобнее подхватить ее на руки.

— А вот ешше такую ишторию рашкаживают, — продолжила Серапея, едва группа снова тронулась в путь. — Иногда под жемлей штоны шлышатьшя нашинают. И штонет кто-то, штонет, и жалобно так… И непонятно откуда донощится — то ли шправа, то ли шверху, то ли шнижу… Так душу и раждирает… А потом как жамолкнет — так шражу и обвал.

— А отчего это, бабушка?

— Это дух поджемный живых оплакивает.

— И насмерть обвал-то?

— Нет, не нашмерть. Выбратьшя можно. Выберетшя шеловек, придет домой, ляжет шпать, а наутро его мертвым находят. А на литше такой ужаш, как будто живым тот швет увидел…

— Ох, страсти-то какие…

— Да сказки это всё!..

— А ежели не сказки?

— И ты туда же, боярин Порфирий!..

— А еще иштория ешть, шама шлышала…

— …ах!..

— …ну, нашла, матушка, место и время!..

— …и что дальше?..

— …придет домой, ляжет шпать, а наутро его мертвым находят. А на литше такой ужаш, как будто живым тот швет увидел…

— Да ну вас, с историями вашими!..

— Нет, мы должны знать, чего боять… то есть, к чему быть готовыми!..

— А я не верю во всё это, и не поверю, пока сам не увижу!..

— Сам увидишь — поздно будет, милейший!..

— А ешше рашкаживают…

— Да ты нас специально пугаешь, что ли, боярыня?..

— Тихо, Амбросий!..

— Кому тебя пугать надо!..

— …придет домой, ляжет шпать, а наутро его мертвым находят. А на литше такой ужаш, как будто живым тот швет увидел…

— …ужас, ужас!..

— …сказки!..

— …под ноги глядите, тут камни попадаются…

— …а вот ешше я шлышала…

— …да откуда тут столько камней…

— …как колобки по маслу раскатились…

— …типун тебе на язык, боярин Демьян…