Бой за станцию Дно - [15]

- Ладно, старик. Будем считать, что я тебя понимаю.

- Там осталось еще?

- Что-то булькает.

- Это очень вредно, когда булькает. Надо, чтобы она больше не булькала. На чем мы остановились?

- На том, что ты послал меня подальше.

- Все равно это ближе, чем я хотел бы. Вы все утопаете в словах. Запутались в значениях. Помнишь, мы пошли на лед, форсировали озеро, сто раз ходили в атаку. Бездарная, доложу тебе, операция, я потерял восемьдесят процентов списочного состава. А теперь это называется путь боевой славы.

Аркадий Миронович почувствовал себя учителем жизни, который вынужден то и дело поправлять своих учеников, как расторопных, так и ленных. Но сейчас перед ним стоял явный путанник. Аркадий Сычев отважно ринулся на выручку друга, дабы направить его на путь истины.

- Это естественно, Сергей, - взволнованно начал он. - Прошло сорок лет, и многие исторические события видятся теперь по-другому. Возьми хоть мою школу, номер двенадцать в Ногинске. Я однажды имел повод заметить: друзей в моем классе не осталось, одни школьные подруги. Какие они были тогда, сорок лет назад. Все сплошь недотроги. Не подходи. Не подступишься. Ныне мы изредка встречаемся на юбилее выпускного вечера. Все девочки живы. Но какие у них ищущие глаза. Как они ждут ответного взгляда. Только пальчиком помани - пойдут за тобой на край света. Конечно, я понимаю, что исторические параллели рискованны, но все же. Я тоже ходил на лед, поднимался в атаку, по твоему, между прочим, приказу. Однако я не нахожу, что операция "Лед" была бессмысленной, тем более бездарной, как ты пытаешься доказать. На войне все имело свой смысл. И этот высший смысл был один - победа.

- Где бумажка? - подогнулся Сергей Мартынов, протягивая руку.

- Какая бумажка? - не понял Аркадий Миронович.

- По которой ты говоришь. Ты ведь всегда говоришь по написанному. Сколько раз за тобой наблюдал - ну когда же он скажет слово не по бумажке? Не дождался.

Аркадий Миронович встал руки в бок. Сожалеючи покачал головой.

- Почему это тебя смущает? Я и по бумажке говорю то, что я думаю. Бумажка это знак ответственности - только и всего. Бумажка - ракетоноситель информации. Но зачем ты привез меня на вокзал? Чтобы показать историческое окно на втором этаже, из которого ты...

- Смотри же! - перебил Мартынов. В руках у него оказался фонарь, и он полоснул лучом света по стене, выхватывая из темноты картину, которую с таким прилежанием рассматривал Аркадий Сычев во время утренней встречи.

Аркадий Миронович уже узнавал многие дома, колокольню, лабазы, такси с воздушными шарами. В скользящем луче нарисованные предметы казались особо зримыми, притягивающими взгляд.

- Ну как? - спросил Сергей Мартынов с несвойственным ему волнением.

- О чем ты? О картине? Я же видел ее утром. - Аркадий Миронович был настроен благодушно и как бы пребывал в состоянии чистоты. - Но ты задаешь вопрос. Отвечаю. Учти, не по бумажке. Скажу тебе честно, старик, невзирая на лица: а мне нравится! С этой стены талант кричит.

- Ты правду говоришь? - Мартынов наставил фонарь прямо в лицо Сычеву. Тот зажмурился и смешно замахал руками, отгоняя нежеланного комарика. - Ты понял, о чем ты говоришь?

- Постой! - догадался Сычев. - А ну-ка посвети еще, вон туда, повыше, на облачка.

Небо с кучевыми облаками поднимало пространство. А на облаках-то буковки плывут. "Добро пожаловать", - вот что там написано. Утром этого не было.

Фонарь снова уставился в Сычева.

- Да убери ты.

- Хочу лицо твое видеть.

Фонарь потух.

- К утру не успел написать, - глухо сказал Мартынов в наступившей темноте.

- Встреча с талантом всегда волнует и радует, - сказал Аркадий Миронович телевизионным голосом. - Такое дело требуется обмыть.

- Но у нас больше ничего не булькает.

- Едем в запасник. Второй этаж, третья дверь налево.

- Сначала в другое место.

Вскоре остановились на краю сквера. Широкая аллея вела к высокому зданию, сложенному из темных безоконных блоков. "У каждого из нас свои персональные блоки", - мимолетно подумал Аркадий Миронович, догадавшись, что они приехали в театр. Афиша торжественно извещала, что нынче дают "На дне".

Мартынов исчез, потом показался от угла, приманивая Сычева пальцем. Это был служебный подъезд. В руках Мартынова оказался ключ. Они долго пробирались темными коридорами, присвечивая тем же фонариком. Поднялись на второй этаж по парадной лестнице.

Щелкнул выключатель. Аркадий Миронович зажмурился от яркого света, а когда снова открыл глаза, увидел картину, занимающую всю стену в главном фойе.

Это была живая группа, мужчины и женщины, по всей видимости, актеры местного театра, потому что у них под ногами густо разбросаны афиши и программки с указанием ролей. Фигуры и костюмы тщательно прописаны. А где же лица? Все они были в масках театральных персонажей. Маски были просто надеты на их лица, держась на тесемочках. Картина притягивала взгляд, так и хотелось разгадать эти маски.

- Слушай, Сергей, маски-то зачем? - не удержался Аркадий Миронович и тут же понял, что вопрос бестактен.

Но все оказалось проще, чем можно было предположить. Мартынов пояснил: