Бой без правил - [5]

- Где вы на штате... стоите где? - все-таки не выдержал, чуть огрубил нервозностью голос.

- Мы - н...на тр...альщик...е, - кивнул на азиата старшина. - А о...о...

- ...на штате писаря, - досказал за него годок.

Так уж выходило, что из троих лишь этот неприятный тип и служил здесь по правилам, а эти двое числились на тральщике, но, скорее всего, ходили туда лишь питаться, да и то не всегда. А за них кто-то нес ходовые вахты. Хотя, возможно, и не нес, если тральщик стоял в вечном ремонте у причала. А таких в бригаде с каждым годом становилось все больше.

- И никто за ночь... по нужде? - постарался отвернуться от Татьяны.

- Не-а, - снова возник призрак Мамочки.

- Тогда... тогда... каждый пусть опишет в рапорте все, что слышал или видел за эти сутки. Включая ночь, - приказал сразу погрустневшему старшине и вышел из чертежки.

Сзади зашаркала Татьяна.

- Они - хорошие ребята. Работы у них вечно много. Сами же знаете, как у нас показуху любят. Вот они и рисуют. То схемы, то графики, то планы какие-нибудь. А старшина... ну, заика... тот и картину может. Красиво так море, корабль, чайки...

- Прямо Айвазовский, - прервал ее монолог Майгатов. - Да вы снимите тужурку. Жарко же.

Сел за стол, посмотрел на все еще чистый-чистый, не измаранный следами жизни лист бумаги и попросил:

- Рассказывайте дальше. Что было утром?

- Как что?! Ужас был! - Аккуратно повесила она тужурку на плечики в шкаф. Оправила кремовую, тоже раздувающуюся на груди рубашку. - В шесть утра с небольшим прибежал ко мне домой посыльный, сказал, что вскрыли "секретку". Я - пулей сюда. Ведь живу-то рядом. Прилетела, а тут уже дежурный по дивизиону, комбриг и матрос-часовой с перебинтованной головой.

- Перебинтованной?

- Ну да! Его же по голове стукнули!

Новость "стукнула" по голове и Майгатова. Он вдруг вспомнил, что при осмотре места происшествия и допросе пострадавших и подозреваемых должны присутствовать двое понятых.

- Где у вас телефон? А-а, вот. Я позвоню, - набрал трехзначный номер. - Кто дежурный? Ким? Здравствуй, Ким! Что? Да, я тоже рад. Передай мою просьбу Анфимову, чтобы двух моряков прислал понятыми и этого... фотографа в "секретку" дивизиона. Что? Да: фотограф - фельдшер. И чтоб с аппаратом пришел. Поторопись, а то все дело стоит...

3

Тупой звук удара и вскрик вырвали Майгатова из дремы. Он вскочил и тут же наткнулся взглядом на долговязую фигуру фельдшера-сверхсрочника с "Альбатроса".

- Йо-ко-лэ-мэ-нэ, - в ярости тер он лоб, на котором уже начинала прорастать шишка.

И в этом по-вологодски произнесенном "ко", а не "ка", и в этой сухой сгорбленной фигуре было что-то такое родное, близкое, трогающее за душу, что Майгатов сразу даже и позабыл, зачем же он вызвал фельдшера в секретку.

- Холодным надо прижать. Холодным, - вплотную подступившись к фельдшеру, посоветовал он. - В морозилке есть что-нибудь? - спросил уже у стоящей с вытянутым, если его вообще можно было вытянуть, лицом Татьяны.

- Есть. Мясо. Кусок, - произнесла она и покраснела. - Сейчас достану.

- В полотенце заверните его, - приказал Майгатов.

Татьяна сорвала с крючка вафельное, с ярким украинским орнаментом полотенце, обернула им белесый от изморози кусок свинины в полиэтиленовом пакете и еле дотронулась этим свертком до лба фельдшера.

- Да не так плотно. В один слой, - отвернул край полотенца Майгатов и за плечо усадил страдальца на стул.

- Я ж думал, что притолока окончилась, а там... оно... решетка еще, однако, - проокал фельдшер и сел поудобней, сдвинув на груди коричневый футляр "ФЭД"а.

- Добры дэнь. Рады вас знов побачити, - отозвался от двери еще кто-то.

Майгатов обернулся и ожег взгляд огненной шевелюрой.

- Перепаденко!

- Так точно, товарыш старшы лыйтинант!

- Главстаршиной уже.

- Та так зробылось, - смутился он, замаскировавшись лицом под цвет волос. - Хотилы щэ й мэдаль дати, алэ щось не склалось. Так ось главстаршыну далы.

После рукопожатия увидел, что в прихожке стоит еще кто-то высокий и крепко скроенный. Полумрак смазывал черты лица, да и возбуждение, неожиданно нахлынувшее от встречи с Перепаденко, с последним, кого он видел на борту "Альбатроса" перед забытьем, перед пленом и всеми последовавшими потом кругами ада, мешало сосредоточиться. И все-таки по усам, по одним лишь смоляным усам он узнал:

- Жбанский?

- Так точно, - шагнул старший боцман в секретку. - Здравия желаю!

Он всегда, по мнению Майгатова, был слишком военным. Но военным лишь в первые минуты общения, а чуть позже, уже через десять минут разговора, становился болтливее самой болтливой женщины. И в эти минуты уже ничего не оставалось в нем военного. Кроме, пожалуй, гренадерских, в два пальца толщиной, усов да погон.

- Да ты - старший мичман! - посмотрел Майгатов и на погоны. Хотя мысленно отметил, что не только погоны изменили внешне Жбанского, а и чуб, который он теперь зачесывал не наверх, а вниз, эдаким навесом надо лбом.

- За выполнение задания, - тоже посмотрел на три звездочки на погоне. - За спасение на шлюпке тех гражданских, с "Ирши". Мы потом с ними...

- Понятно, - остановил начинавшийся словесный поток. - Теперь вы, Жбанский, и вы, Перепаденко, - понятые. После окончания осмотра вы должны будете засвидетельствовать все факты и результаты действий, при которых присутствуете. Любой из вас вправе делать замечания по поводу произведенных действий и вносить их в протокол. Вопросы есть?