Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион - [73]
Из квартиры фру Беаты Лэвквист, с высоты седьмого этажа, открывался вид на гавань и море. Однако в ее спальне не пахло соленой водой или водорослями, а разносился чудесный запах крепкого кофе и свежеиспеченных булочек. У Беаты был гость, и хорошенькая горничная принесла тяжелый серебряный кофейник. Она налила кофе в маленькие потешные золоченые чашечки стиля ампир, которые в последние годы вошли в моду и продавались по высокой цене. Гостем фру Беаты был пожилой джентльмен в полосатой пижаме и золотых очках, он явился к ней накануне вечером, чтобы поговорить о делах; зная, однако, о свободном образе мыслей хозяйки, он уложил в свой портфель вместе с документами ночную пижаму и туалетный прибор. Крепкий кофе прекрасно освежил его после сна, но все же рука, в которой он держал чашку, слегка дрожала, и несколько капель кофе упало на простыню.
— Может, ты хотел бы пропустить маленькую рюмочку натощак, мое сокровище? — спросила фру Лэвквист.
— Боже избави! Не хочу, спасибо! — ответил гость.
— А я, пожалуй, выпью чуточку виски, — сказала Беата горничной. — И, пожалуйста, сигарет! Хочешь курить, мой золотой?
— Курить в постели — дурная привычка, — изрек гость.
— О, ты ведь такой милый и аккуратный! — воскликнула хозяйка.
— Известная аккуратность всегда необходима, — сообщил господин.
— Да, именно известная аккуратность. Вот это самое приятное в тебе!
— Как ты думаешь, девушка узнала меня? — спросил гость, когда они остались одни.
— Ну конечно. По снимкам в газетах и «Иллюстрированном журнале».
— Вообще это большая ошибка — допускать прислугу в спальную комнату, прежде чем люди встали.
— А какой черт тогда напоил бы тебя кофе, мое сокровище?
— Да, По-видимому, тут ничего не поделаешь! — И гость устало откинулся на подушки.
Вскоре после того, как горничная вышла, в комнату пробрался маленький черный шотландский терьер фру Беаты; он забавно прыгнул на постель и начал лакать сливки из молочника, который стоял на подносе посередине кровати. Маленький красный язычок терьера мелькал сквозь длинную черную шерсть.
— Правда, он очень милый?
— Очаровательный! А он кусается?
— Нет! Ты ведь никого не кусаешь, правда, миленький Дин? — сказала фру Беата и поцеловала собаку в заросшую волосами морду.
— А у него нет ленточных глистов? — спросил гость.
— Фу, какой он у нас глупый! — сказала хозяйка собаке. — Не обращай внимания на то, что говорит этот глупый ребенок. Хорошо, миленький Дин?
— Его зовут Джин?
— Нет, Дин. В честь одного американца, который носит усы. А следующей собаке я дам имя Айк. Мне хочется пуделя. Шотландские собаки теперь не в моде.
Гость спокойно лежал на постели и рассматривал картину, которая висела у него в ногах. На картине были изображены какие-то абстрактные фигуры, напоминающие по форме не то двойную почку, не то еще что-то. Обозреватель газеты «Дагбладет» по вопросам искусства расхвалил эту картину, заявив, что она является прогрессивным произведением и плодом свободомыслия. Гость фру Беаты ничего в ней не понял.
Фру Лэвквист, занятая собственными мыслями, спросила его:
— Ты Ульмуса знаешь?
— Очень мало. Я как-то встречался с ним.
— Он настоящее дерьмо!
— Вполне согласен.
— Он обманул Кнуда Эрика!
— Мне кажется, нельзя говорить об обмане в торговых делах.
— Кнуд Эрик — человек совсем другого склада!
— Разумеется.
— Ну вот, Дин выпил все сливки. Хочешь еще чашку черного кофе?
— Нет, спасибо. Он облизал и мою чашку.
— Видно, в вашей семье все ужасные неженки.
— Оказывается, так. Что за странная у тебя картина?
— Картина первый сорт! А ты бы предпочел, чтобы на ней был небольшой отряд конников и развод караула?
— Мне больше всего нравятся морские пейзажи — с парусниками.
— Ну тогда смотри прямо в окно! Вот тебе и морской пейзаж, и платить не надо!
Спрыгнув с постели, фру Беата отдернула штору на широком окне, откуда открывался вид на море и Атлантический океан. Была чудесная, ясная погода. Можно было различить катеры и военные корабли. А вдали виднелся огромный современный теплоход.
— Это одно из твоих судов? — спросила фру Беата, указывая на него пальцем.
— Да, — ответил гость. — Одно из них.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
В начале декабря труп Микаэля прибило к берегу чужой страны. Его нашел один из служащих береговой охраны, когда тело уже порядочно разложилось. Череп был пробит двумя револьверными пулями.
Спустя два дня несколько севернее был найден и труп Джонсона. Он уже всплыл на поверхность, когда его заметили рыбаки. Джонсон был убит выстрелом в затылок.
Сразу опознать убитых не смогли, но по меткам на их одежде и деньгам, обнаруженным в карманах, удалось выяснить их гражданство; полиция соседней страны предложила «Ярду» выслать специальную команду полицейских, которым надлежало присутствовать при расследовании дела.
Для этой цели и был направлен в братскую страну сержант уголовной полиции Йонас. В одно серое, промозглое утро он сел на паром и устроился в салоне, меланхолически потягивая пиво и водку. Эта поездка пришлась ему совершенно некстати, у него накопилась уйма дел, как служебных, так и личных, и он не испытывал ни малейшего желания ехать за границу только для того, чтобы поглядеть на трупы.
«Замок Фрюденхольм» открывает новую и очень интересную страницу в творчестве Шерфига. Впервые за многие годы литературной деятельности писатель обратился к исторической хронике. Книга посвящена самому тяжелому и трудному периоду в истории Дании — «пяти проклятым годам» гитлеровской оккупации.
Каждый день, в любую погоду пожилой человек в очках прогуливается около маленького пруда неподалеку от его дома. Подолгу стоит у воды, иногда вылавливает кого-нибудь из жителей пруда, помещает в аквариум или кладет под микроскоп… И так из месяца в месяц, из года в год. Умело приправив свои собственные наблюдения сведениями из научной литературы, известный датский писатель Ханс Шерфиг написал эту небольшую, но добрую и мудрую книгу, понятную и интересную каждому.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.