Боснийский ад - [2]

Шрифт
Интервал

Сербы прибыли пятью минутами позже. Их было трое и они пребывали в прекрасном расположении духа, смеясь и горланя песни. В руках у них были открытые бутылки, из которых при резких движениях расплескивалось пиво. 

— Мне кажется, женщины прячутся наверху, — сказал один. 

— Спускайтесь, милашки! — закричал другой. 

Рив и его люди одновременно появились из засады и открыли огонь из «Калашниковых». Трое сербов, роняя бутылки, задергались в танце смерти. 

Тиджанич, подойдя к телам и убедившись, что все сербы мертвы, собрал оружие.

— Отдам Жукичу и его парням, — сказал он.

— Трое уже пришли, — заключил Рив. — Двадцать четыре пусть еще походят.

1

— Папочка, ну помоги же! — не выдержала Мари. 

Мольба дочери вернула Джеми Дохерти к делам земным. Шестилетняя Мари старательно пыталась упаковать подарок, выбранный ею для маленького брата, и, того гляди, могла запутаться в липкой ленте. 

— О’кей, — сказал он, стараясь освободить девочку.

Мысли его вернулись к жене, которая в то же самое время занималась тем же самым с четырехлетним Рикардо. Рождество для Исабель всегда было временем неудачным, по крайней мере последние восемнадцать лет. Святки 1975 года она провела в заточении в подземельях и пыточных камерах военно-морского технического училища в предместьях Буэнос-Айреса, и хотя физические раны уже давно исцелились, духовные все еще давали о себе знать. 

Он вспомнил, как познакомился с будущей женой в вестибюле гостиницы в Рио-Галльегос. Фолклендская война была в самом разгаре, и вечером этого дня войска высадились у Сан-Карлоса. Он возглавлял разведывательно-патрульную группу САС, а она была британским агентом, предавшим свою родину из-за ненависти к хунте, убивавшей и мучившей ее друзей, а саму ее отправившей в изгнание. Так, сражаясь плечом к плечу, они дошли, перевалив через горы, до Чили. 

Более десяти лет прошло с того дня, и почти столько же они были женаты. Поначалу Дохерти полагал, что их взаимная любовь исцелит и ее память, и его боль от потери первой жены, но постепенно ему стало ясно, что, несмотря на сильную любовь к нему и к детям, что-то внутри ее уже никогда не восстановится. Постоянно нося в себе эту боль, она уже не сможет избавиться от воспоминаний, от того, что узнала, как жестоко человеческие существа могут обращаться друг с другом. 

Дохерти потолковал об этом со своим старым другом Лиэмом Макколлом; тот, хотя и не знал Исабель, несколько раз беседовал с постоянным советником САС. Так вот и ушедший на покой священник — сам Лиэм, в конце концов пришел к выводу, что разговаривать с ней на эту тему можно и можно рассчитывать, что это делу не повредит, но тем не менее ему, Дохерти, придется примириться с тем, что некоторые раны не исцеляются. 

Он пытался с ней разговаривать. «В конце концов, — убеждал он себя, — не так уж мало довелось повидать смертей и жестокости за свою военную карьеру: покидало от Омана до Гватемалы». «Это совсем другое дело», — сказала она. Природа исполнена смерти и видимости жестокости. Ей же пришлось увидеть то, что присуще лишь человеку — маску зла. Ему этого видеть не довелось, и она надеялась, что не доведется. Эго почему-то отдалило их друг от друга. Нет, образовалась не трещина — они ведь не конфликтовали, — а просто дистанция. У него было такое ощущение, словно он в чем-то не оправдал ее надежд. Он понимал, что смешно так думать. Но это ощущение жило в нем. 

— Папочка! — воскликнула выведенная из себя Мари. — Не отвлекайся!

Дохерти улыбнулся ей.

— Извини, — сказал он. — Я задумался о мамочке.

Дочка, в свою очередь, сама задумалась над этим объяснением, глядя в пространство голубыми глазами, которые так необыкновенно контрастировали со смуглой кожей, доставшейся ей в наследство от матери. 

— Ты можешь думать о ней, когда я пойду спать, — пришла она к выводу.

— Хорошо, — согласился Дохерти и последующие десять минут полностью посвятил упаковке подарка для Рикардо, а заодно и искренне одобрил предложения Мари, изменившей расположение на елке серебряных колокольчиков и мишуры. Пришло время ложиться спать, и читать сегодня Рикардо была его очередь. Покончив с этим, он на минутку остановился в дверях комнаты Мари, слушая, как читает Исабель, и любуясь тем, как ночник высвечивает корону вокруг склоненной над кроваткой темноволосой головы жены. 

Он сошел вниз, благословляя судьбу за то, что подарила ему эту женщину. Немногим мужчинам, полагал он, посчастливилось встретить на жизненном пути хотя бы одну такую женщину, а ему повезло дважды. И с обеими, правда, было связано понятие «жертва». Крисси погибла в автокатастрофе спустя лишь несколько месяцев после их свадьбы, отчего он ушел в штопор пьянства и жалости к себе, что чуть было не стоило ему карьеры и самоуважения. Его, как и Маргарет Тэтчер, спасла Фолклендская война, и в разгар этого конфликта судьба подарила ему Исабель, исстрадавшуюся и нуждавшуюся в сердечном лечении. Но он не жаловался. И теперь, в прекрасном возрасте — в сорок два года — Джеми Дохерти не поменялся бы местами ни с одним мужчиной. 

Он прошел в кухню, открыл банку пива и вылил ее содержимое в полупинтовую кружку, которую прихватил в качестве трофея из офицерской столовой в Дофаре почти двадцать лет назад. 


Рекомендуем почитать
Воздаяние храбрости

Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».


Убить в себе жалость

Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…


Очищение

открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.


Гопак для президента

Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.


Дарующий Смерть

Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.


Бич Ангела

Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.