Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [57]

Шрифт
Интервал

Вышел я на поселение и сразу пошел в магазин за продуктами с мрачным предчувствием: нужно было пройти через виноградник, а его охраняет белая собака с черными ушами, озверевшая на цепи, наша злая Бося, так и рвется, лязгает и грохочет цепями от гнета блох, готова разорвать глотку и вцепиться в меня, оторвать точеными зубами самый сокровенный золотник… брюки-то светятся, как марля… Повернулся и бросился бежать со всех ног и упал ничком, лицом в песок, никак не могу подняться и вижу вполприщур клубок змей. Оцепенел я от ужаса. Расплетаются ядовитые змеи, большие и малые, поползли и напали на меня вразброс. Лежа, я кидался вслепую песком и выбился из сил, а змеи заползли под рубашку, оплетают меня всего, шершаво скользят чешуей между лопатками. Я почему-то зажал уши, но услышал голос неизвестного:

— Змеи владеют тобою, как фараоны рабами, окрутят тебя с головы до ног и разом укусят! Замри, притворись мертвым!

А я заорал и схватился за горло, которое стал оплетать и душить огромный удав — проснулся в холодном липком поту, соскочил с кровати и обмахивал себя руками, пока не опомнился ото сна. Загнул кондовый трехъярусный матюг и пошел мыться под краном, хоть ночью парься в бане! В тюрьме и сны-то снятся богомерзкие, ничего человеческого не увидать, нет продыху от ядовитых гадюк и собак, которые терзают, кусают меня.

Алтан Гэрэл! Как мне избавиться от страшных снов? Научите. Хоть кто таблетки изобрел бы от ужасов сна» А наяву, может быть, голыми руками я раздавил, разорвал бы в клочья клубок змей, когтями вырвал бы зубы и размолол в муку! Вот до чего озлобили змеи. Подарите же мне мангуста ненасытного, чтоб сожрал их всех.

О, какой топор судьбы разрубит весь узел зла!

Мелентий Мелека


Письмо 29

Алтан ГЭРЭЛ

ЗАКЛИНАНИЕ ЗМЕЙ

(прозою ползучею)

Высшие создания сверхбожьей благодати, змеи!

Мудрее всех пророков, вождей земных племен и Соломонов,

Гибче всех тварей во всей Вселенной бесконечной,

В головах кипящие бальзамом, нектаром ядов,

Блещете золотистым серебром, алмазом черным,

Лунным светом зеркальным, прекрасней радуги,

Бурлящей дугою на жалкие десять минут!

С узоров Ваших волшебных рисунки крадут царицы

Для убогих ковров, мертвые нитки плетя, слепнут очи,

Машины дивные созидают узоры для блаженства пыли домашней!

А тайна жал змеиных не снилась никому,

Она вне материализма, вне сферы вещизма,

Чем давится мир сверхглупый, вещной чешуей!

О, змеи!

Зачем Вы, сверхдивною красотою блистая

Должны спускаться в ад тюрем богомерзких?

Оплетать худые ребра, что ломаются с треском,

Щекотать мозоли на ступнях толщиною в три копыта!

Зубы чудные ломать в таких дровах негоже.

Змей зовут сытые!

Нежнейшей кожею трепещущие тела,

Пуза, вздыбленные ввысь из кресел,

Словно господа на сносях тройнею —

Задницы, набитые государственным жиром,

Каким не горела на Земле ни одна свеча!

Сливки человечества, фараоны и султаны

Алчут сатанинских наслаждений и пиров!

Баюкать прочный сон — ваш удел,

Уста, как розы, уши краше всех раковин,

Ноздри чуткие с кольцами из рабства дивного

Для Вас раскрыты настежь в храмах чудных!

А в тюрьмах холод лютый и босота,

Здесь гниют преступники глупые —

Прочь отсюда, змеи, навсегда!!!


Эй, Ме-лен-тий! Зэ-ки! Где казан? Не заржавел?

Вернутся змеи — живьем кидайте их

В кипящий тигровый жир, закройте чугунной крышкой!

Я — дочь степей всего Востока, потомок грозных ханов —

Из сердец змей суп сварю китайский

И жгучий холодец из змеиных мозгов, языков

С красным перцем, что любил известный Мао Цзэдун.

Стальными спицами и белым твердым ногтем

Будем ковырять мы змеиные глаза

И радостно пировать, плотоядно и беспробудно,

Пока не свалит нас сон чудотворный…


Письмо 30

О пище зэков и плодах

Здравствуйте, несравненная Алтан Гэрэл!

Представляю, как Вас боятся разного рода змеи за язык, беспощаднее зуба змеи. Наизусть заучиваю Ваши обалденные письма, чтобы научиться на них отвечать.

Нас не кормят хуже свиней, ведь никто не заставит жрать гадость, которая не лезет в глотку, пока с голода никто не умер в тюрьме. Даже ягоды едят те, кто работает в лесу, а из леса не разрешают привозить в жилую зону, но мы изредка лакомимся дарами тайги. Некоторые собирают пайки сахара за неделю и варят варенье, пробовал черничное. У нас на Урале тоже росла черника. К осени, если с моим сроком возьмут, хочу проситься работать в лес на просеку, строить лежневую дорогу для вывозки леса. Осень богата грибами, брусникою, морошкою… Жаль, что сосна здесь не растет. У нас на объекте одни доски да брус. А какую серу брали с собою космонавты в космос? Сосновую или лиственницы? Чью смолу называют живицею? Вы не жуйте горький канифоль подмосковных елей, дрянь поди. Я серу жевал до отрыжки пеною на Урале, умею топить, даю Вам рецепт: серу с корою заворачиваешь в марлю, на весу опускаешь в кастрюлю с водою и ставишь в русскую печь или на плиту, сера плавится и капает на дно посуды, чистая, вкусная, душистая. У нас тоже, как в Бурятии, продавали плавленную и разрезанную на кусочки серу. Жевал бы я серу зубам на здоровье и бросил бы курить, а то закурился так, что мои «письма пропахли дымом насквозь с конвертами, что их никакие почтовые бури, ураганы не могут проветрить». Намек понял, людишки скуриваются насмерть.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.