Бортовой журнал - [5]

Картина четвертая:

В офицерской камере гарнизонной гауптвахты, кроя себя и все на свете трехэтажным матом, пытаются хоть как-то припомнить события предыдущего вечера оба действующих лица, невредимые, но страдающие от неимоверного похмелья.

* * *

Примечание для тех, кто не все понял: после того как мичман сказал, что готов к наказанию, они пошли и напились как свиньи, а потом один другого расстрелял, заручившись предварительно его же согласием.

К удовольствию всех, он промазал, но мичман рухнул на землю, так как считал себя убитым, после чего оба уснули.

* * *

Вы знаете, не перестаю удивляться: говорю всем насчет того, что, ребята, настоящей причиной гибели кораблей может быть именно некая «наведенная шизофрения», связанная с усталостью людей.

Такое впечатление, что никто не слышит. Даже удивительно.

«Шизофрения» летит мимо ушей. То есть с тем, что техника может быть ненадежной, согласиться еще могут, а с тем, что люди могут подкачать из-за своей физиологичности (из мяса и костей же состоят), – это принять не готовы.

* * *

Меня с этим миром примиряет то обстоятельство, что человек не вечен. Все помрут. Здорово. Некоторых зароют. Многих с почестями.

* * *

Когда у нас заговорят о людях? Все о «железе» и о «железе». А о людях?

Они же живые – разговаривают, смеются, встречаются, рыдают.

* * *

Хорошо, что я тогда сел на последнем ряду. А если б я сел на первом? Катастрофа! Но Бог миловал. А я и не знал тогда, что поэзия – это так весело. Я считал, что это дело скучноватое: нервные девушки читают нервную чушь – «любовь, кровь, куда-то головой с моста». А тут – такой праздник. От смеха я рыдал и всхлипывал с пузыречками.

Там еще была одна поэтесса с многообещающей фамилией Элеонора Болтиневская (папа ее Болт), так она тоже не дала мне умереть и сдохнуть без следа.

* * *

Подводник Гаджиев был герой. Он всплывал в середине конвоя и расстреливал его из пушки, вместо того чтоб тихонько (без героизма) подобраться, выпустить торпеды, а потом тихонько свалить. Несколько раз это ему сходило с рук – враги торопели, а потом они перестали торопеть и просто расстреляли его «потаенное судно», как говорили во времена Петра. Герой утонул вместе со своим экипажем, то есть утопил своих подчиненных, за что его и наградили всячески, и даже наша база долгое время носила его имя.

Война – дело разумное, а если оно «не разумное», тогда говорят, что она– героическая.

* * *

Об англичанах. Чем меньше жизненного пространства, тем изворотливее ум. Эти на островах живут, вынуждены умнеть. И умнеют они как минимум пару тысячелетий.

А на больших просторах умнеть совсем не обязательно: изгадим эти просторы, перейдем на следующие.

* * *

О культуре и ее министре. Очень трудно быть министром того, чего нет.

* * *

В аэропорту нас встречал Стефан. Мы с Колей прилетели в Швецию в гости к Стефану.

Познакомились мы на шведской книжной ярмарке.

Стефан тоже издатель и, кроме того, он знает русский язык, а еще он изучает философию и сам переводит сочинения Кьеркегора с датского на шведский.

Русский Стефан изучал в Москве, где он учился, став московским студентом сразу же после того, как перестал быть шведским военным летчиком. Издательство у него называется «Нимрод», что означает сокол.

Мы со Стефаном немедленно сошлись на том простом основании, что оба мы бывшие военные.

– Они же нам все врали! – говорит Стефан о своем правительстве, а врали они насчет того, что расписывали им нас, русских, как существ, чрезвычайно опасных.

Я ответил Стефану тем, что и нам очень много врали, но теперь, слава Богу, мы можем наконец заглянуть в глаза друг другу.

Заглянуть в глаза Стефану может только Коля – Стефан почти два метра ростом. Я же могу заглянуть ему где-то в район верхней пуговицы пиджака.

Стефан везет нас к себе в гости, на север. Дорога все время вьется вокруг каких-то скал. В Швеции вообще нет полей в нашем понимании. У них есть скалы с соснами и что-то вроде полосок земли, отвоеванной у скал. Там у них все и растет. Ни одного клочка брошенного или неухоженного.

Стефан везет нас к себе в лес.

Живет он в лесу. У него там дом.

Тут многие так живут. Городок с десятью тысячами населения, из которых семь тысяч по лесам, здесь обычное дело.

В городке в воскресенье никого нет. Главные достопримечательности – бассейн, книжный магазин, библиотека и Музей паровоза.

Тут у них есть один паровоз, так вот он теперь находится в музее, и Стефан нам его сейчас же показал, как только мы въехали в городок.

Шведы, как уверял нас Стефан, до сих пор боятся русских. Лозунг «Русские идут!» придумали они сразу же после войны Петра Первого с Карлом Двенадцатым.

Стефан нас будет немедленно кормить, о чем он нас и оповестил, но для этого нам надо доехать до его дома, который находится чуть дальше в лес.

Шведы помешаны на экологической чистоте, так что и в лесу у них стоят туалеты, а дома в лесу снабжены всем необходимым.

Гадить в лесу разрешено только лосям. Идешь по дорожке и видишь – вот он лось, а вот его кучка.

Стефан привез нас прямо к дому, и первым на крыльцо взошел Коля – он из нас двоих лучше всего произносит речи. Коля заготовил речь для встречи жены Стефана. Открылась дверь, и на пороге показалась жена– Коля поперхнулся.