Бортовой журнал 4 - [16]
Благовоспитанность и праведность – отъявленные чертовки, пройдохи, преопаснейшие и коварные – они в год выманивают больше денег у благонамеренных граждан, чем воры и душегубы.
Видел я тех, кто похваляется этими качествами.
Всякий раз, когда им удавалось уловками склонить добродетель к расходам в пользу праведности или же добродетели, они прыгали и скакали на манер макак, не в силах сдержаться.
Козлы. Жуткое зрелище для неокрепшего ума.
Нет-нет-нет, это не армия.
Армия, в которой есть дедовщина, не может считаться армией.
Там нет устава, а где нет устава, там есть зона. Это законы зоны.
Появились они в нашей армии с 70-х годов прошлого века, когда стали призывать зэков. Тех, кто успел отсидеть в тюрьме в свои восемнадцать лет, стали призывать в стройбат.
И стройбат стремительно превратился в отделение тюряги.
Если такое случается, значит, офицеров там нет. Или они понятия не имеют о том, что такое армия. Офицеры там старшие зэки. Причем это относится и к лейтенантам, и к полковникам, и особенно это относится к генералам.
Если есть дедовщина, значит, генералы не заняты службой, а когда генералы не заняты службой, они лиходействуют. По-другому не бывает. Если главный волкодав ворует кур, вся стая будет воровать кур.
На подводных лодках в мои времена случаи дедовщины (у нас ее называли «годковщиной») были редкостью. Там, где есть конкретная боевая задача, все заняты именно ею – боевой задачей.
И ею заняты все – от командира до рассыльного.
А поскольку все видят, что командир служит так, что он сознание может потерять от перенапряжения, то это служение заражает. Весь экипаж делает дело. Целый день – тяжелая, изнуряющая работа.
Упал в койку – счастье.
И еще на лодках жизнь всего экипажа зависит порой от действий одного только матроса.
Так что к людям отношение бережное. У нас офицер всегда бросится спасать матроса.
На лодках устав тоже несколько ослаблен, но там он ослаблен именно из-за жуткого перенапряжения. Офицеры называют друг друга по имени-отчеству. Например, я обращался к старпому: «Анатолий Иванович!» – а он мне говорил: «Александр Михайлович!» – это в обычной жизни. Если же старпом назвал тебя по должности, например, он сказал: «Начхим!» – это означало, что далее пойдет речь о моем заведовании. Если он сказал мне: «Товарищ капитан третьего ранга!» – значит, он мной недоволен, и сейчас лучше отвечать ему: «Есть! Товарищ капитан второго ранга!»
После разноса мой старпом обычно тут же смягчался и говорил уже буднично: «Александр Михайлович, это надо сделать в кратчайшие сроки. Верю, что у вас это получится», – конечно, после этого я сворачивал горы.
То есть устав сидел в нас очень глубоко, и в любую минуту он появлялся на поверхности.
А начиналось все с училища. Как это ни странно, но устав в училище был делом священным. Командиры не ругались матом. Наш начальник факультета, например, не ругался. Исключения были, конечно. Ругался только начальник факультета штурманов Вася Смертин, но это все знали, и это вызывало смех.
Между равными мат был, но в отношении «начальник-подчиненный» – никогда, дурной тон.
В запрете была ругань, не то что рукоприкладство.
И это передавалось из поколения в поколение.
Я сам был командиром на младшем курсе. Тогда старшинами на первый курс назначали курсантов с третьего и четвертого курса. Я был командиром отделения, а потом и заместителем командира взвода.
Управляли мы только голосом и только по уставу.
Лишь однажды я поднял руку на подчиненного. В ответ на мое приказание он сказал какую-то грубость. Я схватил его за грудки, приподнял и прижал к стенке.
Потом я его отпустил, пришел к командиру роты и сказал, что я не могу быть младшим командиром, потому что я только что ударил подчиненного. Он меня выслушал и сказал, что я прав.
Через мгновение я был снят с должности. Так что сейчас это не армия. Это что-то другое.
Япония ведет успешную инвестиционную политику. Такую успешную, что нам ее никогда не догнать.
И у них сейчас будут легализованы вооруженные силы. Они в них вложат все, что смогут. А смогут они много.
И потом они легко и красиво возьмут у нас Курилы.
Мы им сами их отдадим, потому что не сможем ничего противопоставить монстру.
Кто это все сделал? Мы сами. Своим Стабилизационным фондом. Мы же топчемся на месте.
Так о какой экономике в этом случае может идти речь?
Мы делаем шажочки, а они – шаги. У нас не вооруженные силы, а демонстрационное шоу.
Такое впечатление, что у нас одна надежда, как и в 1941-м, на непролазные дороги.
Не пройдут они, увязнут.
Но по современным способам ведения войны они к нам даже не войдут.
Мы им сами все вынесем. Все, что пожелают.
Так что если все будет идти, как идет, то финал у нас будет скоро.
И все эти метания – Китай или не Китай – нас не спасут.
Поделят нас, а мы при этом скажем, что так и должно было случиться.
Балтика напоминает помойку. Я не оговорился.
Балтийское море – это свалка для химического оружия. Его тут пруд пруди.
Немцы в свое время направляли к осажденному Ленинграду суда, груженные снарядами, начиненными ипритом и люизитом. Химической атаки на город не получилось – фюрер в последний момент передумал, а некоторые суда были подорваны на переходе морем и затонули.
Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.
Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».
Сборник Александра Покровского – знаменитого петербургского писателя, автора книг «Расстрелять», «72 метра» и других – включает в себя собрание кратких текстов, поименованных им самим «книжкой записей».Это уклончивое жанровое определение отвечает внутренней природе лирического стиха, вольной формой которого виртуозно владеет А. Покровский.Сущность краевого существования героя «в глубине вод и чреве аппаратов», показанная автором с юмором и печалью, гротеском и скорбью, предъявляется читателю «Каюты» в ауре завораживающей душевной точности.Жесткость пронзительных текстов А.
Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.
Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.
Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.