Бортовой журнал 4 - [17]
Сейчас, развороченные, они лежат на дне, и из проржавевших снарядов в море вытекает эта дрянь.
Иприт и люизит – это кожно-нарывные отравляющие вещества. Гидролизу, то есть разложению водой они подвергаются слабо, что означает только одно: они находятся в боевом состоянии.
В Балтике уже вылавливают рыбу с поврежденной шкурой.
Мало того, по последним данным иприт способен влиять на генетику.
Он меняет гены у планктона, рыбы и человека. Так что, мягко говоря, когда люди едят балтийского судачка, они рискуют вместе с его незабываемым мясом получить внутрь некоторый код да Винчи.
Кстати, говорят, то, что меняется генетика у планктона, – это очень плохо.
Это настолько непредсказуемо, что, возможно, через несколько лет человечество будет искать лекарство не только от СПИДа.
За все в этом мире надо расплачиваться.
И за войны тоже.
А планктон – это же как песок Сахары, разносимый ветром. Его находят потом и во льдах Антарктиды, и в айсбергах Гренландии.
Через десяток лет эти снаряды и бомбы проржавеют окончательно, и ищи тогда этот иприт.
Нужны усилия. И усилия международные. Все страны, выходящие к Балтике, должны этим заниматься.
И возглавить все это, по моему разумению, должна Германия. Это их суда и их снаряды. А горе после них общее.
Сейчас идет изучение. Берут пробы, обдумывают, строят прогнозы.
Ребята! Я, конечно, ничего не имею против обдумывания, но лучше бы с этим делом поторопиться.
Есть проект сооружения над затонувшими судами бетонных саркофагов.
Так сказать, оставим проблему следующим поколениям.
Предложения такие есть, но я бы все-таки, положа руку на сердце, поднимал бы все это дело со дна.
Дорого, конечно, но пора чистить планету. Поверьте химику, пора.
Нам прекрасно известны единодушные жалобы всех политических авторов, занимавшихся этим неутихающим предметом, о котором речь пойдет ниже, – поток людей и денег, устремляющихся в столицы по тому или иному суетному поводу, делается подчас настолько бурным, стремительным и опасно говорливым, заметим мимоходом, что ставит под угрозу наши гражданские права.
Это, я вам отмечу речью метафорической, недуг, серьезный недуг.
Развивая этот посыл в законченную аллегорию, скажем, что недуг в теле человеческом ничем не отличается от недуга в теле народном. А любое недомогание легче предупредить, чем излечить, – известнейшее дело. Да!
Так какие это права?
Права на тишь и благодать. Я полагаю, что это главенствующие права. Потому как остальные наши права давно уже защищены этими цветками благоуханными нашей с вами законности – членами Законодательного собрания.
Одного только взгляда – сперва негодующего, конечно, но со временем все более и более терпимого, а потом и восторженного, на них, на те цветки – достаточно, чтобы в том удостовериться.
Какие это цветки, почитаемые нами в самом начале этого абзаца за отродья мира растений?
Пожалуйста – это тюльпаны, розы и гладиолусы.
Причем наши тюльпаны цветут всегда, и от них не отстают ни розы, ни гладиолусы.
И что бы там ни делала с нами погода – их ничем не уморить.
Давят, давят, давят, а они все растут и растут – кровь и жизненные духи поднимают их вверх из любого состояния. Так что нашим свободам едва ли угрожает опасность французского вторжения.
Почему я тут подумал о Франции? Потому что я о ней думаю всегда. Этот дух, этот стиль, эта манера – ужас, жуть.
Не зачахнем ли мы от избытка гнилой материи и от отравленных соков нашей конституции – спрашивают меня иногда. «Нет! – отвечаю я, и притом добавляю: – Берегите голову!»
Ибо куда мы без головы, как мы без нее? Ладно потеряем тело, но не потерять бы ее – голову.
Осталась бы она на своем месте еще хоть немного, недолго – и уже чудо, возвращающее нам прежнюю силу и красоту. Тело – это тело, а голова – это голова. Расширим потоки, укрепим сосуды – и ничего ей не будет грозить. А голова на месте, так и с правами справимся при любых потоках.
Какими это правами?
Правами на тишь и благодать.
История человечества – это история грабежа. Во все времена только грабили, грабили и грабили.
Грабеж был основным промыслом. И подчас одни грабители грабили других. В дело шло все: кресты, колокола, пушки, оклады и золото икон, двери, ворота.
Например, медные ворота крепости Магдебург воровали трижды. Сперва шведские пираты отодрали их с их законного места, чтоб потом отвезти в Швецию, а по дороге у них это все оттяпали новгородцы. Они позолотили ворота и повесили их – дело-то святое – на храм Софии.
А в 1570 году их снимал с храма уже царь Иван Васильевич.
Бедный Йорик!
Берется череп Йорика, который при жизни-то все жрал и жрал и все никак не мог наесться, все со столов тянул и тянул и по карманам распихивал, а у него все это вываливалось и вываливалось, а он его назад, воровато озираясь, глотая слюну. А потом, в темноте, в какой-то подворотне, он вытаскивал все из карманов и пожирал торопливо, как гиена.
Так и помер. Подавился.
Со временем эта история обросла благопристойными подробностями, легендами.
Сам Йорик стал числиться по ним шутом, блиставшим когда-то умом.
А ведь воровал-то он совсем не для этого.
Так что череп вполне можно теперь погладить – бедняга…
Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.
Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».
Сборник Александра Покровского – знаменитого петербургского писателя, автора книг «Расстрелять», «72 метра» и других – включает в себя собрание кратких текстов, поименованных им самим «книжкой записей».Это уклончивое жанровое определение отвечает внутренней природе лирического стиха, вольной формой которого виртуозно владеет А. Покровский.Сущность краевого существования героя «в глубине вод и чреве аппаратов», показанная автором с юмором и печалью, гротеском и скорбью, предъявляется читателю «Каюты» в ауре завораживающей душевной точности.Жесткость пронзительных текстов А.
Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.
Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.
Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».