Борис Слуцкий - [9]
Пришлось подчиниться отцовской воле, но, можно сказать, с сохранением своих позиций. Золотой медалист, он поступил в юридический и литературный вузы, сперва — в первый, потом — во второй. Это удваивало нагрузку, а в связи с необходимостью подработок — утраивало. Если учитывать стихописание, хождение в литкружок и другие литературные тропы, вплоть до группового выступления в писательском клубе, можно говорить об удесятерении взваленного на себя груза.
В одном из писем Миши Кульчицкого родным в Харьков сказано: «Боря болеет, так как расшатал здоровье голодовками в прошлом году. Лежит».
В тех хождениях практически не было редакций. В конце его сборника «Время» (1959) в справке «Об авторе» сказано (видимо, со слов самого Слуцкого): «Впервые напечатался в 1941 году в журнале “Октябрь” (№ 3, стихотворение “Маяковский на трибуне”)». Единственное это стихотворение было опубликовано журналом в подборке «Поэзия студентов Москвы». Подборку открывал Анисим Кронгауз «Стихами о Сталине». Затем шли: М. Кульчицкий — «Самое такое...», Б. Слуцкий — «Маяковский на трибуне», С. Наровчатов — «Семён Дежнев», Д. Кауфман (в будущем Самойлов) — «Охота на мамонта».
На публикацию молодых откликнулась в «Литературной газете» зрелая поэтесса Аделина Адалис, последняя любовь Валерия Брюсова. Раздолбав, другого слова не подберёшь, почти всех, она великодушно сообщила urbi et orbi[5] о приходе в советскую литературу нового поэтического поколения.
Первая публикация была лишь минимальной вершинкой айсберга. Слуцкий писал беспрерывно, и это было связано с любовью к Вике Левитиной, сокурснице-юристке. Ей он показывал плоды своих вдохновений, из которых она узнавала о яростной преданности Революции, о беспощадности к врагам, о хождении по лезвию в чекистской тематике, о подавленной еврейской ноте, о жажде славы наконец. Она сохранила те стихи и всё помнила.
Весна 1941
Это отрывок из таинственной поэмы, поныне никому не известной, поскольку она была наверняка уничтожена автором, если и дописана. Словцо «брага» пролилось в этот текст, безусловно, из пенистой чаши Николая Тихонова — сборника «Брага».
У Багрицкого были строки («Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым»):
Слуцкий в ту пору мог бы дать другой перечень своих учителей: Тихонов, Сельвинский, Луговской. Плюс Багрицкий, разумеется. То была абсолютная ревромантика с узнаваемой — на нерве — ритмикой перечисленных образцов.
Сама ритмика вводила в красный контекст вещь, по сути белую:
(Н. Тихонов. «Баллада о гвоздях»)
Большевикам нравилось.
Дух революционного романтизма носился над поэтическими водами повсеместно, во-первых. Во-вторых, гумилёвские «Капитаны» через Тихонова и Багрицкого («Контрабандисты» и «Арбуз»), как минимум, на свой лад переваривших Гумилёва, оплодотворяли всех, кто касался в стихах морской стихии и мировых бурь вообще.
Багрицкий абсолютно укладывался в список, им самолично определённый: «Тихонов, / Сельвинский, / Пастернак». Да, здесь не хватает лишь Луговского, и это странновато, поскольку они — Багрицкий и Луговской — оба ходили в конструктивистах. Идеологию ЛЦК Багрицкий разделить не мог органически: там американствовали, видя будущее России на интеллектуально-механизированном западном пути. Но и по обозначенному им ряду поэтов ясно, что кружковщина ему чужда. Именно эта условная эклектика делала Багрицкого учителем новых поколений.
В 1927 году опубликованы лучшие вещи той эпохи — «Контрабандисты» Багрицкого и роман «Зависть» Олеши. В «Зависти» — гибель поэта, у Багрицкого — победа поэта. Это принципиальная разница. В «Контрабандистах» — дух нэпа, предпринимательского риска, всё той же авантюры. И тут стоит заметить, что Багрицкий не выносил нэп как таковой, считал его свалкой иллюзий, потерей знамён, провалом и крахом, но вот — он, механизм романтизма: купля-продажа становится предметом вдохновения певца, антибуржуазного в корне. Купля-продажа, покрытая всеми стихиями мироздания.
В стихотворении «Происхождение» Багрицкий, кажется, впервые заговаривает о еврействе. Мандельштам уже написал повесть «Шум времени», хаос иудейский (1923—1924). Обоих поэтов можно было бы назвать по-нынешнему ассимилянтами, кабы не их рывок в сторону всего мира, больше космополитического, нежели интернационалистского. Ребёнок родился таким и в таких обстоятельствах:
Поэт Евгений Евтушенко, завоевавший мировую известность полвека тому, равнодушием не обижен по сей день — одних восхищает, других изумляет, третьих раздражает: «Я разный — я натруженный и праздный. Я целе- и нецелесообразный…» Многие его строки вошли в поговорки («Поэт в России — больше, чем поэт», «Пришли иные времена. Взошли иные имена», «Как ни крутите, ни вертите, но существует Нефертити…» и т. д. и т. д.), многие песни на его слова считаются народными («Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую…», «Бежит река, в тумане тает…»), по многим произведениям поставлены спектакли, фильмы, да и сам он не чужд кинематографу как сценарист, актер и режиссер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поэзия Бориса Рыжего (1974–2001) ворвалась в литературу на закате XX века неожиданной вспышкой яркого дарования. Юноша с Урала поразил ценителей изящной словесности свежестью слова, музыкальностью стиха, редкостным мастерством, сочетанием богатой внутренней культуры с естественным языком той среды, от имени которой высказывалась его муза, — екатеринбургской окраины. Он привел нового героя, молодого человека приснопамятных 1990-х, «где живы мы, в альбоме голубом, земная шваль: бандиты и поэты». После раннего, слишком раннего ухода Бориса Рыжего ему сразу наклеили две этикетки: «последний советский поэт» и «первый поэт поколения».
Новую книгу о Марине Цветаевой (1892–1941) востребовало новое время, отличное от последних десятилетий XX века, когда триумф ее поэзии породил огромное цветаеведение. По ходу исследований, новых находок, публикаций открылись такие глубины и бездны, в которые, казалось, опасно заглядывать. Предшествующие биографы, по преимуществу женщины, испытали шок на иных жизненных поворотах своей героини. Эту книгу написал поэт. Восхищение великим даром М. Цветаевой вместе с тем не отменило трезвого авторского взгляда на все, что с ней происходило; с этим связана и особая стилистика повествования.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.